- Кто? - сдавленно спросил он, когда гул в ушах немного стих. – Лиза жива?

- Не знаю. - Миронов так и смотрел ему в глаза. – Там полный кавардак. Мне ничего толком не сказали. Нужно ехать в больницу. Ты сможешь сесть за руль или поедешь с нами?

- Я в порядке, - бросил Самойлов и, едва только Женя назвал адрес, пошел к раздевалке.

На самом деле в порядке он не был. Внутри него образовалась маленькая черная точка, постепенно расширяющаяся до вселенской пустоты, и в эту пустоту засасывало все радостное и живое, что только было в его жизни. Воспоминания, мысли, чувства - все, чем он жил и дышал, все, что ему было дорого. Стоило ему на миг прикрыть глаза, как тут же перед мысленным взором вставала Лиза. Она смотрела доверчиво и грустно, и Макс снова и снова слышал, как она говорит, что ей страшно.

Шнурки путались, не желая поддаваться трясущимся рукам. Стянув коньки, Самойлов бросил их возле скамейки и наскоро влез в ботинки. Взял документы и ключи от машины, пальто накинул прямо на футболку и, не застегивая, выбежал из раздевалки. Лиза не должна была ехать в той машине. Не должна! Если бы он остановил ее, если бы сказал, что им стоит попытаться… Но он этого не сделал. Если бы он только мог сейчас обнять ее, прижаться щекой к ее мягким волосам…

Макс захлопнул дверь машины, завел мотор и почти сразу же дернул автомобиль с места. Из-под колес полетел талый снег, дворники зашуршали по стеклу, убирая воду. Он ехал по вечернему городу, в окнах домов которого горел желтоватый свет, и молился лишь о том, чтобы Лиза была жива. До боли в глазах он вглядывался в серую ленту мокрой дороги, оставляя позади габаритные огни попутных машин, сжимал руль до белизны костяшек и боялся думать, потому что все мысли вертелись вокруг самого худшего. Еще час назад он был готов отпустить Лизу, отказаться от нее, а сейчас… Сейчас для него не имело значения, кто она, что было раньше и что будет потом. Все, чего он хотел в эту самую минуту, так это знать, что она жива. Пусть никогда не сможет выйти на лед, пусть нуждается в дорогостоящем лечении и постоянном уходе, пусть. Он сумеет выходить ее, поставить на ноги, он окружит ее заботой и вниманием, сделает все, чтобы она улыбалась, и он никогда не откажется от нее.

Снег падал на ветровое стекло и тут же таял. На очередном светофоре, пользуясь отсутствием пешеходов, Макс проскочил на красный, даже не сбросив скорость. Чем сильнее шел снег, тем сильнее крепло в его душе чувство потери. Что если он больше никогда не услышит ее чувственный голос, не почувствует тепло, не увидит ее напедикюренных пальчиков? Что тогда? Сердце отказывалось принимать такой исход, больным комом ударяясь о ребра; всего, что было с ними, оказалось слишком мало. Смех, слезы, жалкие крупицы взаимного счастья умещались в ладони, тогда как целый мир вокруг казался осиротевшим. Только сейчас он окончательно понял, как дорога стала ему Лиза, как сильно она ему нужна. Противиться этому не осталось ни сил, ни смысла. Все началось не вчера и не сегодня, и даже, наверное, не несколько месяцев назад.

Она так хотела его любви… В ее жизни было слишком мало этого чувства, хотя она была достойна его, как никто другой. Макс остановил машину возле высокого забора, окружающего территорию больницы. Убрал руки с руля и посмотрел на серое здание, едва виднеющееся за пеленой мокрого снега. Горло сжималось при мысли, что он ничего уже не сможет изменить. Что если теперь уже слишком поздно? Он так редко говорил ей что-то ласковое. Что если… если она навсегда ушла, так и не успев узнать, как сильно нужна ему?

Машину пришлось оставить возле ворот – на территорию пускали только кареты скорой помощи и личный транспорт персонала. Голые ветки деревьев покачивались от ветра, в тусклом свете фонарей отбрасываемые ими тени выглядели угрожающе. Порыв ветра бросил пригоршню мокрого снега в лицо, влажный воздух забрался под одежду, заставив вздрогнуть. До дверей главного корпуса оставалось несколько десятков метров, и Макс ускорил шаг, переходя практически на бег. Но его ждало разочарование: двери были заперты, помещение выглядело безлюдным, а надпись на табличке справа гласила, что учреждение открыто до двадцати одного часа.

Самойлов постучал в двери, но результата это не возымело, вокруг царила прежняя тишина. Мороз усилился, снег уже не таял, на ступеньках отчетливо виднелись следы ног. Вдалеке рвано каркнула ворона. Этот звук отдался в сердце неприятным толчком, заставив поежится от нехорошего предчувствия. Но пока у него еще оставалась надежда. До слуха донеслось шуршание шин и, обернувшись, Макс увидел скорую помощь. Она проехала по боковой аллее и завернула к корпусу, находящемуся дальше, в глубине территории. Стремглав сбежав по ступенькам вниз, Макс ринулся к машине, из которой уже показались медики, а следом и мужчина, одной рукой держащийся за голову. Судя по всему, круглосуточное приемное отделение располагалось в другом корпусе, и Макс ругал себя последними словами за то, что сразу не подумал об этом. Он быстро преодолел расстояние до соседнего здания и вошел в стеклянные двери практически одновременно с приехавшей бригадой. Мужчину уже успели усадить на стул, и тот сидел, все так же придерживая голову. Самойлов только мельком посмотрел на него и тут же ухватил проходящую мимо медсестру за руку. Слова вдруг встали комом в горле. Он понял, что не знает, что сказать. Во взгляде медсестры потихоньку нарастало раздражение, Макс отвлекал ее от дел, которых сегодня было невпроворот. Неровная стопка бумаг в ее руках стала рассыпаться, и она поправила ее заученным движением.

- Мне звонили…

Самойлов лихорадочно вглядывался в лицо медсестры. Безучастие всего происходящего вокруг ошеломляло и окунало в действительность: для всех здесь это обычный день. Самый обычный, такой же день, как и много дней до, и, что бы ни случилось дальше, таким же обычным он и останется. А Макс чувствовал, как сердце его бьется в горле, как дрожат пальцы, как голову сжимает от напряжения. Хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти и, открыв их, оказаться дома. Услышать бормотание телевизора из соседней комнаты, шум воды в ванной, звяканье посуды в кухне… Но вокруг были лишь зеленоватые стены, вдоль которых рядком стояли скамейки с кое-где порванной обивкой. В самом углу притулился дедок неопрятного вида. Сгорбившись, он дремал, прислонившись к стенке головой, кисти рук почти полностью скрывали засаленные рукава грязной куртки, обветренное лицо покрывала сетка глубоких морщин. Вряд ли у этого человека был дом и перспектива переночевать в лучшем месте.

- К вам привезли девушку… девушек… после аварии.

- Подождите, - коротко бросила медсестра и зашагала дальше.

Макс осмотрелся по сторонам. Мужчина сидел, держась за голову, фельдшер из бригады, привезшей его, с хмурым видом разговаривал о чем-то с высокой женщиной в белом халате, из кабинета, находящегося дальше по коридору, слышались приглушенные голоса и смех. Ждать не было сил. Макс дошел почти до того места, где сидел бомж, и вернулся обратно, потом сделал еще один круг. Он не мог понять, почему ничего не происходит, каждая секунда промедления отнимала остатки веры, ложилась на плечи непосильным бременем. Не выдержав, он дернул дверь какого-то кабинета, но она оказалась закрыта, и тогда он дернул следующую. На этот раз дверь поддалась, но кабинет был пустым.