имеет. По крайней мере, как известно мне.

– По крайней мере, как известно мне! – передразнил его писклявым голосом один из недееспособных. Большой – больше Репрева до его превращения в полуартифекса, – а в прошлой жизни Репрева маленьким можно было назвать с натяжкой, – весь чёрный, словно вымазанный в саже, с густой шерстью, расставил передние лапы и прижал морду почти к самой земле. – Без этого же замечания нельзя было обойтись? С чего это вы взяли, капитан, что у кого-то из нас есть привычка грызть кости? Наверное, стоит поблагодарить вас, что обошлись без цифр! Цифры бы вызвали гораздо больше возмущения! Потому что это всё наглая клевета и ложь!

– Да, поклёп! – выкрикнул второй и последний в отряде недееспособный. – Как будто мы какие-то особенные! Может быть, следующий полуартифекс будет тоже из наших!

– А там, гляди, и до артифекса недалеко! – вскричал уже кинокефал.

– Да, дело говоришь!

– Попрошу соблюдать субординацию, – процедил капитан Аргон, бросив взгляд на теряющего терпение генерала. – Я не собирался никого из вас оскорбить и, прошу заметить, пальцем ни на кого не показывал. Всё прочее – ваши домыслы и личные причуды.

Поначалу сторожевыми псами называли не всех членов отряда – только недееспособных, за их грубые манеры и неприветливость, за чёрную, крепкую (даже не крепкую, а дубовую, монолитную) униформу и за шлемы, полностью скрывающие морду, кроме клыков со стальными назубниками. И не они придумали себе такое прозвище, а простые дворовые мальчишки. Это потом обо всём отряде без исключения – и о кинокефалах, и о феликефалах, и о недееспособных – будут тайно шептаться горожане: «сторожевые псы».

Дворовые мальчишки здесь, на острове, как и все мальчишки во Вселенной, исследовали всё новое и неизведанное, и, как всё новое и неизведанное, оно таило в себе опасность. К сожалению или к счастью, к стене из красного кирпича, по всему периметру обтянутой колючей проволокой, ограждающей базу, даже близко нельзя было подобраться: отряд, несущий караул у стены, угрожал оружием любому, кто к ней приближался. Если бы ребятня только знала, как отряду льстила их кличка.

– Подчас сказки лишают зубов, а лучше сказать, сказки перемалывают в пюре, чтобы давать его младенцам, у которых ещё у самих не выросли коренные зубы. Лишают мрачности, жестокости и всех прочих ужасов, в общем, из первоисточника делают что-то совершенно новое. Поэтому я никогда не лезу в работу своих художников, – сказал генерал.

– Как понимаю, никто не будет грызть кости? – спросил у всех разочарованный полуартифекс.

– Боюсь, меня стошнит, если это, – капитан Аргон брезгливо указал на кости в овраге, – окажется у меня в пасти.

«Самый большой лицемер, – произнёс обвинительным тоном у себя в голове Репрев. – Чаще других кости грызёт. Я-то тебе в душу заглянул и всё вижу. Меня не проведёшь. Но я и сам хорош. Если бы не моя дурная привычка, то и всей этой истории бы не случилось. Не мне судить».

– А у меня, – сказал Репрев, – тоже с недавних пор кость в горло не лезет.

– Черновым вон скормите! – предложил недееспособный с измазанной, как в саже, шерстью.

– А вы правы, ваше превосходительство… – задумчиво проговорил Репрев. – Любую сказку можно пересказать на свой лад. Давайте все кости превратятся… превратятся в…

Полуартифекс взмахнул кистью, и все кости, как облако, поднялись вверх. Взмахнул второй раз – и смёл с костей все трещинки и неровности, и они словно покрылись глазурью, в них пропало естество, они стали все как на подбор одинаковы.

– Превратятся в белый шоколад! Все любят белый шоколад? Поднимите руки, кто не любит? Трое? Ничего не поделаешь, придётся потерпеть. Аллергии? Нет? Превосходно! Тогда за дело!

– Думаю, если мой отряд проглотит весь этот шоколад, домой не вернётся никто, – с сомнением поводил усами генерал.

– Его и не нужно глотать, – сказал Репрев. – Его нужно жевать. Я добавил в него… особый, секретный ингредиент. Попробуйте – и узнаете.

– Вы и меня заставите заниматься этим унизительным занятием? – оскорблённо усмехнулся генерал.

– Что унизительного вы нашли в сладостях? – строго спросил Репрев. – Тем более вы тоже часть отряда. Его голова. А голова должна работать челюстями.

– Пожалуй, я откажусь, – процедил генерал.

– Я тоже, если позволите, – сказал капитан.

– А остальные? Можете набивать свои животы столько, сколько влезет, – не лопнете, причём в прямом смысле этого слова! – убедительно произнёс Репрев.

Отряд воспринял эту новость с нездоровым азартом и горящими глазами, Цингулон с Аргоном только неодобрительно ухмыльнулись.

Взяв по охапке белых шоколадных костей, отряд принялся грызть их, и сюрприз не заставил себя ждать: из губ надувались пузыри жвачки, принимая форму того, чего только желали сластёны. А сластёны желали одного – пить. Поэтому чёрные губы кинокефалов выдували чашки. Упрашивающие взгляды уставились на своего полуартифекса: он понял всё без слов, позволив отряду попить из пентагонирисовой реки, но только когда будет покончено с последней белой шоколадной костью. Дело пошло на лад. Когда первый отрядовец разделался со своим запасом, он схватил с вершины общей горки чашку и с улюлюканьем помчался к манящей сиреневой реке. И все, как по команде, побросали работу, последовав примеру товарища.

– Нет, нет, нет! – замахал руками Репрев и, прося помощи, посмотрел на генерала. Цингулон лишь пожал плечами. В его взгляде скользнуло подлое довольство, что полуартифекс не справляется с командованием.

– Больше я вам свой отряд не дам, – непреклонно заявил генерал. – С этой минуты натирайте мозоли черновым – они здесь как раз для этого. Хватит с нас и того, что мы, как оголтелые, гонялись со шлемами за… тьфу, звуковыми волнами! Всему есть предел. И чтобы вы не расслаблялись, со мной будет один из черновых, – генерал быстро прошёлся взглядом по сгрудившимся кинокефалкам и кинокефалам, выбрал одну кинокефалку, жёстко схватил за руку и подтянул к себе. В её глазах читалось смиренное безразличие. – А нам с вами, – продолжал генерал, – ещё предстоит разговор по душам, когда мы вернёмся на базу. И надеюсь, что вернёмся мы не с пустыми руками, – он наградил Репрева неподъёмным взглядом, по-солдатски резко повернулся и удалился.

К Репреву несмело подошла черновая и прошептала:

– Мы поможем вам.

Репрев согласно кивнул, по-доброму улыбнулся и подумал: «Это она. Это её Аргон напугал, приказав раздеться и брести по снегу с той палкой».

– Что нужно делать? – спросил высокий, хорошо сложенный кинокефал, подойдя к Репреву.

Черновые собирали брошенные кости из белого шоколада, дожёвывали их и надували: с их губ срывались порхающие крылышки – как бабочки, – а у полуартифекса из пасти выпорхнула белокрылая голубка. В ладони ловили крылышки, дули на них холодным дыханием, как