В 1970-х страны Запада аннулировали законы, которые отражали отношение к женщине как к собственности супруга. Стали более справедливыми законы о разводе. Муж, убивший любовника жены или ее саму, больше не мог заявить, что его спровоцировали и потому у него была уважительная причина. Не мог он и удерживать жену силой, не давая ей покинуть дом. Нельзя было уже и выдвинуть законное обвинение против родных или друзей, которые давали беглянке приют[1107]. Сегодня в США практически повсеместно открыты убежища, где женщины могут укрыться от агрессивных партнеров; законодательство признает их право на безопасность и криминализирует домашнее насилие. Полиция, которая старалась держаться подальше от «семейных ссор», теперь в большинстве штатов обязана арестовать супруга при подозрении в жестоком обращении. Во многих юрисдикциях прокуратура должна выписать охранный ордер, запрещающий виновному супругу приближаться к своему дому и партнерше, а затем привлечь его к ответственности. Суд не может закрыть дело, даже если жертва откажется выдвигать обвинение[1108]. Эти меры задумывались как помощь женщинам, попавшим в цикл насилия (нападение, извинение, прощение и новое нападение), но стали настолько безальтернативными, что некоторые правоведы, например Джинни Сук, считают, что сегодня это работает против интересов женщин, отказывая им в самостоятельности.

Взгляды и подходы тоже изменились. Веками избиение жены считалось нормой: в пьесе XVII в., написанной Бомонтом и Флетчером, мы читаем, что «благотворительность и побои начинаются дома», а в телесериале ХХ в. слышим, как водитель автобуса Ральф Крамден угрожает супруге: «Однажды, Элис… Бац — прямо в табло!». Всего лишь в 1972 г. респонденты помещали насилие по отношению к супругу на 91-е место в списке из 140 серьезных преступлений. (Респонденты того же опроса считали, что продавать ЛСД хуже, чем «изнасиловать незнакомку в парке»[1109].) Читателям, не доверяющим данным опросов, могу напомнить об эксперименте, который провели в 1974 г. социальные психологи Ланс Шотленд и Маргарет Стро. Студенты, заполняя опросники, якобы случайно слышали, как за дверью аудитории разгорается спор между мужчиной и женщиной (нанятыми актерами). Вот как сами авторы описали методику эксперимента:

Большинство студентов выбегали из лаборатории, чтобы узнать, что случилось. Если актеры изображали незнакомцев, почти две трети студентов считали необходимым вмешаться, как правило приближаясь к паре и надеясь, что те остановятся. Если же актеры играли мужа и жену, вмешаться решалась едва ли пятая часть студентов. На стене висел телефонный аппарат, рядом был записан номер телефона полиции кампуса, но почти никто из студентов даже не потрудился снять трубку. Когда их просили объяснить свое поведение, они говорили, что семейная ссора не их дело. В 1974 г насилие, недопустимое по отношению к незнакомцу, считалось допустимым в браке.

Сегодня этот эксперимент нельзя воспроизвести из-за ограничений, которые накладывает федеральный закон на эксперименты на людях, — еще одна примета нашего не расположенного к насилию времени. Но результаты других исследований позволяют сделать вывод, что сегодня люди реже решают, что не должны вмешиваться, если муж бьет жену. В опросе 1995 г. более 80 % респондентов назвали домашнее насилие «очень серьезной социальной и юридической проблемой» (более серьезной, чем живущие в нищете дети и состояние окружающей среды), 87 % считали, что должны вмешаться, если муж бьет жену, даже если она не ранена, и 99 % были убеждены, что, если мужчина травмировал женщину, необходимо сообщить в полицию[1111]. Те же опросы, проводившиеся в другие десятилетия, показывают поразительные перемены. В 1987 г. только половина американцев думала, что мужчина не должен бить жену ремнем или палкой; десятилетием позже так считали уже 86 %[1112]. На рис. 7–12 приведены статистически скорректированные результаты четырех опросов, в которых респонденты отвечали на вопрос, одобряют ли они поведение мужа, избивающего свою жену. Между 1968 и 1994 гг. уровень одобрения упал вполовину, с 20 до 10 %. Хотя мужчины чаще женщин одобряют домашнее насилие, волна феминизма захлестнула и их, и мужчины в 1994 г. были менее снисходительны к «домашним боксерам», чем женщины в 1968-м. Эта тенденция отмечалась во всех регионах страны — как среди белого, так и среди черного и испаноязычного населения.

Как обстоят дела с домашним насилием сейчас? Прежде чем рассматривать тренды, давайте поразмышляем над удивительным заявлением, что женщины склонны к домашнему насилию не меньше мужчин. Социолог Мюррей Страус много раз на условиях анонимности опрашивал мужчин и женщин, применяли ли они когда-нибудь насилие к своему партнеру, и не обнаружил существенных различий между полами[1113]. В 1978 г. Страус писал: «Старые комиксы, в которых жена гоняется за мужем со скалкой или швыряет в него чашки и тарелки, ближе к реальности, чем мы (особенно те, кто сочувствует феминизму) думаем»[1114]. Некоторые активисты привлекают внимание к проблеме избиваемых мужчин и призывают создать сеть убежищ от жестоких жен и подруг. Неожиданный поворот. Если женщины никогда не были жертвами отдельного гендерного насилия под названием «избиение жен», а оба пола равно становились жертвами «супружеского избиения», тогда было бы ошибкой спрашивать, сократилось ли избиение жен в ответ на кампанию по предотвращению насилия в отношении женщин.

Чтобы разобраться, о чем нам говорит это открытие, нужно с осторожностью интерпретировать термин «домашнее насилие». Нужно понимать, что есть разница между обычными семейными скандалами, которые перерастают в насилие («общение посредством битой посуды», как называют это Роджерс и Харт), и систематическим запугиванием и применением физической силы к партнеру[1115]. Социолог Майкл Джонсон проанализировал данные о взаимодействии в партнерских отношениях, где практикуется насилие, и обнаружил ряд приемов контроля, которые, как правило, применяются одновременно. В некоторых парах партнер угрожает другому применением силы, контролирует семейные финансы, ограничивает перемещения второго, перенаправляет гнев и агрессию на детей или животных и намеренно не выражает симпатии и благодарности. При этом контролер, применяющий насилие, практически всегда мужчина, вторая сторона — практически всегда женщина, вынужденная прибегать к насилию, защищая себя и детей. Если же в семье нет контролера, насилие возникает, только если спор зашел слишком далеко, — в таких семьях мужчины лишь слегка превосходят женщин по склонности к насилию. Таким образом, гендерно-нейтральная статистика насилия объясняется разницей между контролерами и скандалистами. Цифры в обзорах насилия отражают число ссор в семьях, где нет контролера и в ссорах женщины получают столько же оплеух, сколько отвешивают сами. Пугающими цифрами полицейской статистики, поступающими из убежищ для женщин, судов и больниц, мы обязаны парам с контролером: как правило, преступление совершает мужчина, запугивающий женщину, а иногда — женщина, защищающая себя. В конфликтах бывших супругов асимметрия выражена еще сильнее: именно мужчина преследует женщину, угрожает и причиняет ей вред. Другие исследования подтверждают, что постоянные угрозы, серьезное насилие и маскулинность, как правило, сочетаются друг с другом[1116].