Мужчины защищают свои инвестиции еще одним способом: возлагая вину за любую потерю или снижение сексуальной ценности на саму женщину. Возложение вины на жертву лишает женщину возможности оправдаться и принуждает ее держаться подальше от рискованных ситуаций и сопротивляться насильнику, независимо от цены этого сопротивления для ее свободы и безопасности.

Хотя самые вопиющие стереотипы восприятия женщины как собственности исчезли в позднем Средневековье, сама эта модель до недавнего времени пронизывала законы, обычаи и ощущения[1080]. Женщина, а не мужчина носит помолвочное кольцо, давая понять, что она «занята»; отец ведет невесту к алтарю, передавая ее мужу; женщина меняет отцовскую фамилию на фамилию мужа. До 1970-х гг. изнасилование в браке не считалось преступлением ни в одном штате США, а юридическая система не уделяла должного внимания интересам женщин при расследовании дел об изнасилованиях. Изучив судебные дела, правоведы пришли к выводу: судей необходимо целенаправленно убеждать в ложности народной теории о виновности женщин в том, что их изнасиловали, иначе она будет вкрадываться в рассуждения судей, хотя американское законодательство давно уже не поддерживает эту концепцию[1081]. Что же касается ощущений, мужья и партнеры зачастую ведут себя жестоко и не сочувствуют женщинам, пережившим изнасилование, заявляя: «Это я чего-то лишился. Меня обманули. Раньше она была полностью моя, а теперь нет». Нередки случаи, когда после изнасилования брак распадается[1082].

И наконец, мы добрались до третьей стороны изнасилования — жертвы. Тот же самый генетический расчет, который помогает предсказать, что мужчины иногда заинтересованы в том, чтобы принудить женщину к сексу, и что родственники женщины будут считать изнасилование агрессией против них самих, предполагает, что женщины должны сопротивляться изнасилованию и испытывать к нему отвращение[1083]. Эволюция в условиях полового размножения заставляет женщину контролировать свою сексуальность. Для нее важно самой выбирать время, условия и партнера, чтобы убедиться, что ее детям достанется самый подходящий, щедрый и заботливый отец из всех доступных и что дети будут рождены в самое удачное время. Опять подчеркну, что женщина не подсчитывает репродуктивную выгоду буквально — сознательно или бессознательно; это не чип в мозгу, который автоматически контролирует поведение. Это просто эволюция эмоций — в нашем случае желания женщины контролировать свою сексуальность и страдания, если этот контроль был отнят у нее силой[1084].

История изнасилования — пример того, как интересы женщин не учитывались в процессе неявного торга, формирующего традиции, моральные кодексы и законы. Наша нынешняя отзывчивость, тот факт, что сегодня мы считаем изнасилование чудовищным преступлением против женщины, — пример того, как общество заново оценивает интересы притесняемых групп. Это заслуга гуманистического мировоззрения, которое ставит во главу угла страдания и благо каждого живого человека, а не власть, традиции и религиозные практики. В основе гуманистического мировоззрения лежит принцип автономии: человек обладает абсолютным правом на свое тело, это не общественное достояние, судьбу которого можно обсуждать с другими заинтересованными сторонами[1085]. Нынешняя мораль не ищет баланса между желанием женщины не подвергаться изнасилованию, интересами мужчины, который хочет ее изнасиловать, и интересами мужа и отца, которые стремятся монополизировать ее сексуальность. Сегодня право женщины самостоятельно распоряжаться своим телом считается абсолютным, а интересы прочих претендентов в расчет не принимаются. (Единственный компромисс, который мы сегодня признаем, — это интересы обвиняемого в изнасиловании в процессе уголовного судопроизводства, потому что его автономия тоже под угрозой.) Здесь можно вспомнить и о том, что в век Просвещения принцип автономии стал основой для запрета рабства, отказа от деспотизма, долговой кабалы и жестоких наказаний.

Очевидная сегодня мысль, что изнасилование — это всегда злодеяние по отношению к жертве, овладела умами не сразу. Английское законодательство впервые обратило некоторое внимание на интересы жертвы в конце Средних веков, но только в XVIII в. закон установился в той форме, в которой существует и поныне[1086]. Неслучайно права женщин начали признавать именно в эпоху Просвещения — в общем-то впервые в истории. В эссе, написанном в 1700 г., Мэри Эстелл использовала применявшийся против рабства и деспотизма довод, распространив его и на подавление женщин:

Потребовалось 150 лет, чтобы из этого рассуждения родилось общественное движение. Первая волна феминизма, начало которой в США в 1848 г. ознаменовалось конвенцией Сенека-Фоллз, а конец — ратификацией Девятнадцатой поправки к Конституции в 1920 г., давшей женщинам право голосовать, избираться в число присяжных, иметь собственность в браке, разводиться и получать образование. Но чтобы изменить отношение общества к изнасилованию, потребовалась вторая волна феминизма, поднявшаяся в 1970-х.

Большая заслуга в этом принадлежит бестселлеру Сьюзен Браунмиллер «Против нашей воли» (Against Our Will). Браунмиллер пролила свет на снисходительное отношение к изнасилованию в религии и законодательстве, в условиях войны и рабства, в работе органов полиции и в массовой культуре. Она представила современную статистику изнасилований, привела свидетельства от первого лица — что такое быть изнасилованной и осмелиться выдвинуть обвинение в изнасиловании. Браунмиллер показала: точка зрения женщин в основных общественных институтах не представлена и именно ее отсутствие сформировало атмосферу легкомысленного отношения к насилию. (О чем свидетельствует распространенная сальность: «Если насилие неизбежно — расслабься и получай удовольствие».) Эта книга написана в те годы, когда децивилизационный процесс 1960-х романтизировал насилие как разновидность сопротивления, а сексуальная революция представляла распущенность признаком культурной утонченности. Подобная извращенность ближе по духу мужчинам, чем женщинам, и в совокупности такие взгляды сделали изнасилование чуть ли не модным. Браунмиллер демонстрирует пугающую героизацию образа насильника в обывательской и высокой культуре и пересказывает заставляющие поежиться комментарии, сочувственные по отношению к насильнику. К примеру, фильм Стэнли Кубрика «Заводной апельсин» (1971) показывал негодяя, поклонника музыки Бетховена, который ради развлечения избивал людей до полусмерти и насиловал женщин на глазах их мужей. Обозреватель журнала Newsweek восклицал: