для хозяина и хозяйки — пусть с облупившейся краской, но украшенные резьбой и явно привезенные из Норвегии. Над ними блестело распятие из позолоченной бронзы. Были здесь и добротные кедровые сундуки. А тронутые плесенью и закопченные гобелены когда-то определенно отличались красотой; оружие и инструменты на полках между гобеленами имели ухоженный вид; их было гораздо больше, чем требовалось жалкой кучке обитателей усадьбы.

— Мне кажется, — прошептал Тауно сестре, — что и семья, и слуги жили раньше в гораздо лучшем доме, в настоящей усадьбе, а эту хижину построили потом, когда стало слишком трудно поддерживать в большом доме тепло ради такой горстки людей.

— Да, — кивнула она. — Не появись мы сегодня, они не стали бы зажигать светильники. Я думаю, они берегут жир — ведь это спасение от ожидаемого голода. — Эйджан вздрогнула. — Уф, эта гренландская ночь на всю зиму! В затонувшем Аверорне и то было веселее.

Хаакон уселся на высокий стул и в старомодной манере пригласил своих гостей сесть на скамью напротив. Потом велел принести пива. Оно оказалось слабым и кислым, зато было подано в серебряных кубках. Хаакон пояснил, что он вдовец. (Судя по поведению одной молодой грязнули, они предположили, что она носит в своем разбухшем животе ребенка хозяина). У него живы три сына и дочь — так он считает. Старший получил место на отплывшем в Осло корабле, и вот уже несколько лет от него нет никаких вестей. Второй женился, и теперь живет на маленькой ферме. Третий, Джонас, до сих пор с отцом.

Джонас оказался жилистым остроносым юношей с гладкими светлыми волосами. Тауно он разглядывал с лисьей настороженностью, а Эйджан — с плохо скрываемой похотью. Остальные были бедными родственниками и наемными работниками, трудившимися за кров и стол.

— А моя дочь...

Сидевшие в тени по углам люди зашевелились и забормотали. Испуганно заблестели глаза, а в воздухе вместе с дымом повис страх. Хаакон грубо рявкнул:

— Что вы можете о ней рассказать?!

— А что ты можешь рассказать о морском народе? — резко возразил Тауно.

Норвежец с трудом сдержался.

— Кое-что... может быть. — Его голос прозвучал неискренне и глухо.

— Не верю, — шепнула Эйджан на ухо брату. — Кажется, он лжет.

— Боюсь, ты права, — столь же тихо отозвался Тауно. — Но придется играть в его игру. Здесь какая-то тайна... — И громко продолжал: — Мы встретили ее в море неподалеку отсюда. Среди инуитов... то есть скрелингов — так вы их называете? Она и ребенок выглядели хорошо. — «Вид у нее был куда лучше, чем у любого из вас», — подумал Тауно. Быть может, Хаакон не жалел ей еды, когда она росла, потому что хотел, чтобы она принесла ему крепких внуков или же любил ее больше остальных своих детей. — Но хочу, однако, предупредить: тебе, может, не понравится то, что она просила передать. Имей в виду: мы здесь не при чем. Мы пробыли с ними очень недолго, и даже не понимаем смысла ее слов.

Хаакон с такой силой сжал рукоятку меча, что костяшки его пальцев побелели. Сидевший рядом с ним на скамье Джонас тоже схватился за кинжал.

— Ну? — прогремел Хаакон.

— Мне очень жаль, но она прокляла тебя. Она сказала, что всем вам нужно покинуть эту страну, иначе вы погибнете из-за... тупилака — не знаю, что это такое. Но их колдун сделал его, чтобы наказать вас за ваши грехи.

Джонас вскочил.

— Мало того, что они похитили ее тело, так неужели они украли еще и ее душу?! — завопил он, перекрывая поднявшийся шум.

Застонал ли Хаакон? Во всяком случае, никто не заметил других следов нанесенной ему душевной раны.

— Молчать! — скомандовал он.

Шум и паника только увеличились.

Хаакон встал, обнажил меч, взмахнул им и спокойно произнес:

— Садитесь. И заткните рты. А если кто-то не захочет, то этой зимой на одного едока будет меньше.

Наступило мертвое молчание, стали слышны завывания ветра на улице и вздохи пробивающегося под дверью сквозняка.

Хаакон сунул меч в ножны и уселся.

— У меня есть к вам предложение, — произнес он, медленно выговаривая слово за словом. — Честная сделка. Вы сказали нам, что вы — наполовину люди, но можете дышать под водой, как настоящие морские, и почти столь же хорошо плавать. И судя по вашему оружию, вы способны и сражаться в море.

Тауно кивнул.

— И вам нечего бояться колдовства, раз вы сами из Волшебного мира, — продолжал Хаакон.

Эйджан напряглась.

— О нет, отец не хотел сказать, будто вы сами несете зло, — торопливо пояснил Джонас.

— Не хотел, — согласился хозяин. — Суть в том, что я желаю заключить с вами сделку... — Он подался вперед. — Дело вот в чем. Возле одного острова, к западу отсюда, живет племя... наверняка морских людей. Я своими глазами видел их совсем недавно — незадолго до того, как начались наши несчастья. Я был там на рыбалке. Вместе со Стурли и Миккелем. Их прикончил тупилак. Мы очень... встревожились от увиденного, потому что не знали, как должны поступать в таком случае христиане. И решили, что лучше будет помалкивать до разговора со священником. Я имею в виду мудрого священника, а не сира Сигурда из нашего прихода, который не способен прочесть ни строчки и отправляет мессу не так, как надо. Я знаю это, потому что был в церкви в Остри Бигде и очень внимательно следил за тем, как себя ведут и что поют священники. К тому же он, конечно, не сможет своими молитвами освободить нас от тупилака. Все, кто здесь живет, быстро скатываются в невежество — ведь мы большую часть года отрезаны от всего мира... — Его лицо исказилось. — Да, скатываются в язычество... — Ему потребовалась целая минута. — Так вот, — опять продолжил он, — мы намеревались просить совета у епископа в Гардаре, а тем временем не шуметь об увиденном. Иначе кто-нибудь начнет делать глупости, или что похуже. Но тут появился тупилак, и мы... у меня не было возможности поехать. — Он посмотрел в глаза своим гостям. — Конечно, я не могу поклясться, что были именно те, кого вы ищете. Но они появились здесь совсем недавно, и мое предположение вполне разумно, не так ли? Сомневаюсь, что вы сами сможете отыскать тот остров. Между этим