– Я… я не знаю, что сказать. Я не могу ответить на такое сразу.

– Ничего. Я не прошу ответа на это. Просто посиди со мной, пожалуйста.

– Ладно. Ладно.

– Чувствую себя так глупо. Как герой молодежного ситкома.

– Еще и меня на роль подписал…

– Мы можем получить оскара за самую эмоциональную сцену года.

– Так себе утешение.

– Ну да, наверное. Да и нет такого оскара. Но я могу получить “золотую соплю”…

– Заткнись.

– Ладно.

– Знаешь, что мне иногда кажется?

– Что?

– Что я все это выдумал. Жизнь до тебя, тебя, жизнь после тебя, себя самого. А на самом деле я сижу где-нибудь в тюрьме в темной одиночной камере, на пожизненном за что-то ужасное, и, как наказание, галлюцинирую вот это все. Ведь тюрьма – это только правосудие. Настоящее наказание за наши преступления ждет нас у себя в голове.

– То есть ты думаешь, что я – твоя галлюцинация. Спасибо, я запомню!

– Я же не говорю, что я так думаю, я говорю, что иногда так кажется. Тогда все это приобретает смысл.

– И какой смысл в такой длинной и плохой истории?

– Сойти с ума.

– Как-то мало тянет на смысл.

– С чего ты взяла? Если бог хочет наказать человека, он отнимает у него разум. Не помню, кто сказал, но мне нравится.

– Ну и за что ты там сидишь?

– Наверное, за то, что я плохой человек.

– Ты не плохой человек.

– Почему тогда мы не вместе?

– Потому что не все сводится к тебе. Потому что я этого не хочу.

– Но ведь когда-то хотела.

– Все меняется.

– Это очень хреново. Пусть бы лучше ничего не менялось.

– Тогда ты бы мне никогда не понравился.

– Пусть бы все не менялось после того, как я тебе понравился.

– Какие сложные у тебя хотелки.

– Просто представь, разве это не было бы здорово – выбрать в жизни момент, период, в котором хочешь остаться навсегда? Чтобы не только ничего вокруг не менялось, но и ты не менялась сама.

– Как тогда развиваться?

– А зачем оно тебе? Зачем это стремление к переменам, почему не остановиться на чем-то, что тебе нравится здесь и сейчас?

– Потому что тогда ты никогда не узнаешь, есть ли впереди что-то лучше.

– Это глупо. Если сейчас тебе хорошо, то зачем искать лучшего? Ведь может стать и хуже. Зачем рисковать маленькой радостью ради большого счастья?

– Разве ты не счастья хотел всю жизнь? Ты же только об этом мне и рассказывал, что цель каждого человека – стать счастливым.

– Не нужно гнаться за каким-то неземным кайфом. Счастье – это когда тебе хорошо вот в этой точке пространства и времени. Я помню, как ты говорила, что тебе со мной тепло и хорошо.

– Ты слишком дофига помнишь, вот что я тебе скажу. И эта фраза еще не значит, что…

– Надеюсь, что ты помнишь хоть что-то из этого. И я всегда так хотел узнать – почему же тебе перестало быть хорошо со мной? В какой момент ты перестала думать обо мне, перестала хотеть встретиться, перестала хотеть хоть чего-то? И, главное, почему так случилось?

– Откуда мне знать? Ты думаешь, что я каждый вечер сидела и анализировала, на сколько процентов я довольна, и когда показатель вдруг опустился ниже половины, рассудочно решила – все, баста? Мне больше это не нужно? С этой секунды не думаю о нем? Нет, все не так.

– А как?

– Как будто ты не понимаешь. Просто… Без причины… Иногда что-то внутри заканчивается. А потом уже находишь для этого причины, обосновываешь. И решаешь для себя.

– Я не понимаю этих “беспричинностей”. Я никогда ничего не начинал и не заканчивал без причины, даже влюбленностей.

– Да ну, и по какой же причине ты влюбился в меня? Может, ты даже точный момент вспомнишь?

– Это был первый курс, семинар по истории информатики. Помню, что ты сидела слева от меня, чуть впереди и боком, я полудремал, и вдруг меня как будто током ударило – я сразу проснулся, поднял голову и увидел тебя.

– Ага, я тогда как раз в первый раз сняла паранджу.

– Нет, я как будто увидел что-то у тебя внутри, что-то яркое и… не знаю, родное, что-то, что я словно тысячу лет назад потерял, и вот вдруг случайно нашел. Дом, память, искра, видение, звезда, сон, последний кусочек мозаики. Так я влюбился в твой образ, который сам придумал. Ты сидела, сложив руки на столе, смотрела куда-то чуть влево и вперед, и черты твоего профиля, то, как ты шевельнула губами, как медленно моргнула, как слегка наклонила голову, твоя шея, и плечи, и волосы, спадающие на них, и большие блестящие глаза, и тонкие кисти, и все сразу и вместе – так я влюбился в твою внешность. А потом, когда через несколько дней я написал тебе, а еще через несколько дней мы разговорились, я влюбился в то, какая ты внутри. И чем больше я тебя узнавал, тем больше понимал – это все.

– Ты никогда не рассказывал об этом.

– У нас просто не хватило времени. Такое обычно вспоминают спустя хотя бы год после начала, а мы и половину едва протянули.

– И что тебе так нравилось в том, какая я внутри?

– Я не буду даже начинать. Там важно все, а все перечислять долго и бессмысленно, это ведь все равно ничего не изменит в моем “сейчас”. Не изменит тебя, не изменит меня. Слова – это просто слова, и, как бы хорошо я ни научился их подбирать и расставлять, я не смогу добиться единственного, что мне нужно. Как иронично, что одна из вещей, которые меня сводят с ума и привлекают в тебе – то, что ты все дальше и дальше меня отталкиваешь. Разве это не грустно?

– Грустно, конечно. Но почему ты не хочешь попробовать переступить через эти свои убеждения?

– Предать чувства?

– Попытаться представить, что не предашь чувства тем, что отпустил. Ты так сильно убедил себя, что нужно очень постараться, но ты можешь это сделать.

– Но хочу ли?

– Подумай сам. К чему бесконечно гнаться за тем, что ушло? Ты в разном времени с тем, чего ты хочешь, и никак не сможешь ухватить это. С другой стороны, если ты попробуешь переступить через себя, у тебя может получиться стать счастливым когда-нибудь.

– Без…

– Когда-нибудь ты сможешь представить себя счастливым без меня. Потом ты и вправду это сделаешь.

– Я думал, что это пройдет. Но снова и снова я повторяю одно и то же: мы не в силах перестать хотеть счастья. Для меня есть только один вариант счастья – быть с тобой. Да, многие говорят, что будут хранить поломанную игрушку любви вечно, но как многие это делают? И многие ли себя прощают за то, что убили в себе романтика и идеалиста?