были крупные землевладельцы и значительная часть купцов, мусульманское население было сосредоточено в городах, в то время как христиане традиционно были рассеяны в сельской местности.6 Завоевание греками независимости на материке породило у критян-христиан надежду на то, что они смогут войти в состав нового королевства. Их целью был энозис, "объединение"; после греческого восстания против османов в 1821 году, которое длилось долгих девять лет, на Крите в течение всего века кипела борьба. Греческие историки отмечают беспощадные репрессии турок, хотя ни одна из сторон не была чиста на руку - в конце века мусульмане восточного Крита ужасно пострадали. Европейские державы признали, что Крит не может быть просто присоединен к греческому королевству; с согласия турок он был передан Мухаммеду Али, и в течение десяти лет с 1830 года остров управлялся из Египта. Комитет греков предложил остров Великобритании, которая не была заинтересована ни в управлении Критом, ни в расстройстве яблочной карты Восточного Средиземноморья.7 Османы прекрасно понимали необходимость компромисса и с 1868 года предоставили критянам все большую автономию, однако это не удовлетворило сторонников энозиса, и к 1897 году они набирали добровольцев из таких далеких стран, как Скандинавия, Великобритания и Россия.

В 1898 году истерзанный войной остров наконец получил полную автономию под управлением Верховного комиссара, принца Георга Греческого, под защитой Франции, Италии и Великобритании, но султан в Константинополе оставался номинальным сюзереном, поскольку он просто не хотел отпускать свои земли, тем более когда бенефициарами были в основном греческие христиане. Правительство острова, в котором были представлены обе общины, всеми силами пыталось стимулировать экономику, но многие мусульмане покинули Крит с наступлением мира, а многие уже бежали, пока шла гражданская война. Восстановление экономики подразумевало и восстановление критской идентичности. В 1898 году Артуру Эвансу потребовалось много рабочих рук для раскопок Кносса, и в числе первых своих действий критское правительство с готовностью приняло ряд законов, поощряющих иностранные археологические проекты и даже разрешающих экспорт артефактов.8 Критяне рассматривали это как упражнение по связям с общественностью, шанс заявить о своем присутствии на Крите через демонстрацию его прошлого в музеях держав-покровителей.

Это был остров в поисках мира, и, пока его копатели открывали Кносс, Эванс создавал образ мирного Крита, пытаясь истолковать найденные им загадочные руины. Крит Эванса был царством, которым правил человек, которого, как он предполагал, звали Минос. Его интерпретация отражала его искренние пожелания относительно будущего Крита, а также его предположения относительно его прошлого; он рассматривал минойский Крит как нежное, любящее природу матриархальное общество, в котором даже мужчины-придворные царя стали феминизированными: преданными последователями моды, чье удовольствие, как и у придворных женщин, заключалось в пируэтах на большом "Танцполе", который он определил. Он заставил своих рабочих танцевать для него, пытаясь вернуть магию минойского Крита.9 Из небольших фрагментов минойских фресок были воссозданы большие, смелые картины с изображением миролюбивых принцев и болтливых придворных дам. Реконструированный дворец в Кноссе, который во многом обязан его плодотворному воображению, стал модернистским храмом мира.

 

III

 

Кипр, история которого во многом повторяла историю Крита, был еще одним островом, где турки оказались под растущим давлением, хотя доля мусульман в населении оставалась несколько ниже. Большое влияние на ситуацию оказали события в материковой Греции: с 1821 года греки-киприоты стали проявлять беспокойство, а турецкий губернатор запретил немусульманам носить оружие. В 1830-х годах до 25 000 киприотов уехали в Грецию, чтобы получить греческое гражданство и вернуться на остров в качестве подданных греческого короля, что принесло им защиту британских, российских и французских консулов как гарантов греческой независимости, к раздражению османских властей.10 Тем не менее, не стоит преувеличивать чувство "гречности" православного большинства на Кипре: идеи единения с греческой родиной возникли скорее в Греции, чем на Кипре, где в течение долгого времени межобщинные отношения были вполне мирными. Британское консульство на Кипре сотрудничало с турецкими властями, чтобы держать под контролем греческих сторонников энозиса: в 1854 году британский вице-консул предоставил губернатору информацию об изменническом памфлете, приписываемом директору греческой гимназии в Никосии. Теплые отношения между вице-консулом и губернатором нашли свое выражение и в приглашении губернатора на вечеринку в честь обрезания его сына в 1864 году: "Я прошу пригласить Вас на все время праздника, который начнется в понедельник и продлится до четверга, а также на ужин в эти четыре дня".11 Учитывая его положение между Анатолией, Сирией и Египтом, значение Кипра было в первую очередь стратегическим. Он производил в избытке некоторые основные сельскохозяйственные товары, такие как ячмень, экспортируемый в Сирию, и кэроб, экспортируемый в Александрию, но уровень жизни был невысок, и - цитируя одного из посетителей конца XVIII века - "импорт имел очень мало значения, потому что Кипр ввозил только то, чего хватало на нужды его собственных скудных жителей": немного тонких тканей, олово, железо, перец и красители.12 К концу XIX века красители стали хорошо использоваться в местной промышленности: белые английские бязевые ткани привозились из Бейрута и окрашивались в местных мастерских, а также развивалась довольно активная шелковая промышленность. Однако Кипр был частью местной, восточно-средиземноморской, сети, и его международные связи были довольно ограниченными.13 Однако с ростом интереса к древностям на Кипре начала развиваться новая, в значительной степени нелегальная торговля. В период с 1865 по 1875 год американский консул, генерал Луис Пальма ди Чеснола, был одним из самых усердных коллекционеров того, что он называл "моими сокровищами"; большая часть награбленного им из великолепного места в Курионе попала в музей Метрополитен в Нью-Йорке.14

Слабость османской власти в восточном Средиземноморье стала еще более очевидной, когда в 1878 году британцы убедили султана уступить управление островом Великобритании. Султан Абдулхамид II понимал, что ему нужна британская поддержка, если он хочет удержать русских на расстоянии, поскольку русские все еще надеялись установить постоянное присутствие в Средиземноморье, а этого можно было добиться, только если они смогут сохранить свободный доступ через Босфор и Дарданеллы. Британская поддержка османов ослабевала по мере того, как до Великобритании доходили новости о массовых убийствах армян и других людей, выступавших против турецкой власти; британская симпатия к грекам, живущим за пределами независимого королевства, также оставалась очень сильной.15 Таким образом, Кипр рассматривался как аванс за продолжение дружбы. В типично османском стиле Возвышенная Порта сохраняла над островом условный суверенитет, а британцы должны были перечислять в Константинополь любую прибыль от своего управления (только когда Великобритания и Турция столкнулись друг с другом на противоположных сторонах во время Первой мировой войны, остров был аннексирован Великобританией, и только в 1925 году Кипр стал колонией Короны). Британский