и прочел — «золотой». Но можно дать то-же лучше, _в_и_д_и_м_е_й_ глазу читателя: надо еще _о_д_н_о, маленькое _ч_т_о-т_о_… чтобы совсем устранить «похожесть-зрительное напоминание»: орех всегда вызывает округлое что-то… Значит — если бы ты «дала» ближе к сему… например — я не настаиваю! — «бугристую» дорогу, знаешь — горбами, чуть ухабами, залитую, «заливную» — (как луга бывают «заливные»)… тогда читатель не отвлекся бы к «ореху — круглоте» и чему-то маленькому, тогда орех не звучит диссонансом… Ты _о_т_л_и_ч_н_о_ сказала — ибо ты _в_н_у_т_р_и_ _э_т_о_ — что я сейчас сказал — чувствовала, и потому повторяешь — «бо-о-льшой, бо-льшо-ой заливной орех» — _н_е_ «залитой»!! — так, кажется, нигде не говорят, это классическое определение ореха грецкого, — глазированного! — «заливной орех», «заливные орехи»… Видишь, сколько всяких мелочей, и как эти «мелочи» важны. На днях, прорабатывая «Чертов балаган», — в какой уже раз! — я вместо прежнего — «Вы чтите Данте, этот высокий идеал — символ культуры духа, всечеловечества — променяете ли вы его на… бычье мясо?» — дал так: «…спустите ли вы его за… бычье мясо?» Тут вся сила в слове — «спустите» ли. — Два смысла в нем и — снижение, и — рыночный смысл — спустить — швырнуть променом — все деньги спустил… за бесценок спустил… Так всегда в искусстве: в нем _в_с_е_ важно. Я не могу здесь разбирать _в_с_е. Я в полчаса тебе открыл бы _в_с_е_ в твоем рассказе, и ты узнала бы, _к_а_к_ и почему он действительно хорош, а вовсе не потому, что я хочу тебе потакать, льстить, чтобы что-то выманить у тебя… мне выманенное _н_е_ нужно, оно — бесценно, — и как можно его еще поднять или углубить? Он — хорош, как начало твое, он многое обещает. Он с «зерном». И «залит(вн)ой орех» — этому доказательство: у тебя острый глаз, у тебя живой вкус к слову-образу, а это очень много — Ты уже _у_м_е_е_ш_ь_ давать. Ну, похож я на льстеца? похож — на ветрогона? А ты все, все самое худшее изыскала, чтобы оправдать и твои тревоги, и твои… обидочки мне. И эти «ненужно и неуместно о Швейцарии», и слова о труде — мне..! — вся жизнь в труде, и — в ка-ком! и «твои дары мне в тягость». — Это уже не оби- _д_о_ч_к_а_ — это куда больше. Но я не корю тебя, я отношу все — к разбитости твоей. Я люблю тебя, моя Олюнка… так и будет, до… конца.

И охота тебе давать-показывать мои книги, с посвящениями — другим?! Как ты до _э_т_о_г_о_ допускаешь? Они только тебе отданы, посвящения очень личны, а ты даешь повод «угадывать», м. б. иронизировать, смеяться? Как это непохоже на тебя, какой я знаю тебя… предполагал, что _з_н_а_ю! И как гость мог «накинуться» на мои книги у тебя в комнате? Не понимаю. И какое ему дело до того, переписываешься ли ты со мной… (скажешь — «чтобы я послала сон». Я никогда до тебя, ни у кого ничего не брал… Я сам выгрызал из себя — жизни. Ты для меня иное дело — ты — это я.) что за доследование?! какие права?!! Вот почему я — инстинктом — не давал долго «посвящений» тебе на книгах. Безразличных — неправдой было бы, а «правду» что-то останавливало… теперь вижу — _н_е_ без оснований. Не о себе говорю — я _м_о_г_у_ _в_с_е_ писать, я вольный казак, и мне плевать, _к_а_к_ обо мне болтают, но тебя разумею… — не поставлю ли тебя в трудное положение своей «вольностью». И вот, поставил, и оказывается, кажется, с твоего согласия или от твоей растерянности..? Прости. Я не виню тебя, я чувствую, что для тебя это было неожиданно. — О цветке… — м. б. я неверно понял, но, повторяю, а-га-вы… не дар сердца, для меня. Для меня цветок всегда — _з_н_а_к. Как многое. Почти — _в_с_е. Как чутка ты к моему — в творческом, и как берешь меня «со своего огляда» — в письмах! Там многое — наоборот!? почему..? О «смотринах»… — к чему о труде, «миллионах», «даме», «мужичке»? Ты уж вообразила — будто тебя в «мужичку» обернул! Ты для меня да-ма… и самая любимая… — червонная… — _з_о_л_о_т_а_я… _г_о_т_о_в_а_я, дама — как для рыцарей. Будь ты хоть в дерюге, поскони, лаптях, — ты — _с_е_р_д_ц_е, ты — _д_у_ш_а_ — для меня. И я ли такой мелкоглазый? Но почему «подарки» в тягость? Ты у меня отнимешь, отняла… те чувства, с которыми посылал… Хорошо, я постараюсь отвыкнуть от «знаков». А ты меня даже берешь и мелкочувствующим… совсем — _о_т_м_е_л_ь! — «что я тебя не поблагодарила»? Это что же… такое «спускание»? Я его совсем не заслуживаю! Это — вот, он, «зигзаг». Ну, кончим «счеты». — Я рад, что пишешь «Лик». Не бойся и не ежься. Напиши-ка еще про яичко, как высиживала… — кратко, сильно, как рассказала. Но не «скупись». На 4–5 страниц. Ах, Олюнка… как хотел бы тебе читать, много-много… только тогда Ты меня узнала бы больше… и почему так сказано, а не так. Сейчас я очень в проблеме всего _н_а_ш_е_г_о… — но негде высказаться. Выговариваюсь порой… сгораю. Но скверно, что плохо сплю. Сегодня опять почти без сна. Бросил «седормид», валерьяновый настой слабо помогает, а были боли… от газов, вздутия… ел вареную кукурузу (новую, в початке) с маслом, а вот, нельзя, оказывается. С 4 утра и посейчас прошло 12 часов, никаких болей, но сижу вареный, куксой, едва пишу… вес прибывает, аппетит есть… но чего-то не хватает, а Серов ничего не дает, не вдумывается, только — бром, бром… Думает, м. б. панкреатического[219] сока нехватка? Все _г_а_д_а_е_т. Бром не действует у меня на умственные силы (на память), «крышкой», напротив, он _н_у_ж_е_н_ мне. Не сплю — значит, его не вырабатывается, (он же вырабатывается во время сна, гипофизом)… Это может ослаблять. Попробую сегодня раньше лечь. Все сие — итог переживаний острых, за эти месяцы. И не прибавляй к ним новых. — Алеша Квартиров вернулся — много радужней… и есть основания. Он вдумчив. Марине лучше — стремится nach Osten[220]. Говорит: чудесное впечатление от родных душ, кого видел в Берлине. Ни забитости, ни дикарства, чувство личного достоинства, понимание, нежность братства. Поражающие способности! Руками разводят, как быстро осваиваются и даже усовершенствуют преподанное дело. Девушки поражают нравственной силой, стойкостью, — вне сравнения с французскими, голландскими, бельгийскими, норвежскими… — по словам все эти страны прошедших. Самолюбивы в смысле личного достоинства. Есть — огромного диапазона в смысле знания культуры