кинжал на пояс, как вдруг подумал о бумаге и чернилах. «Напиши все, ты понял?.. Их было тридцать, они — люди Короны…»

Нет. Эрвин покачал головой и отказался от письменных принадлежностей. Взять чернила и перо означало допустить мысль, что он, Эрвин, последует совету Теобарта и окончит жизнь, вогнав болт в собственную голову. Нет уж. Ни за что!

Он двинулся в путь.

Хорошо, что дорога шла вниз по холму. Не так уж и сложно идти. Конечно, дыхание сбивается, в голове шумит, ноги наливются тяжестью и еле сгибаются. Но идти-то все-таки можно! Даже сложно поверить. Люди с ножевым ранением в грудь не ходят, а лежат на носилках и торопливо прощаются с жизнью. Я — особенный? — подумал тогда Эрвин. Любимчик Светлой Агаты! Она не дала Луису попасть в сердце. Она дала мне сил остановить кровь и выбраться из ложа. Она поможет добраться до ручья и пошлет скорейшее выздоровление. Никто не поверит, что я справился с таким. Тьма, я бы и сам не поверил!..

Эрвин прошел шагов двести. Деревья сомкнулись за спиной и отгородили его от ужаса, оставшегося в лагере. В тот же миг силы исчезли. Он налетел на торчащий корень, упал — и не смог подняться. Не помощь Праматери, а ужас держал его на ногах, заставлял сердце отчаянно биться, перекачивал кровь, приводил в движение мускулы и мысли. Страх исчерпался, с ним отхлынула жизнь.

Эрвин забыл об Агате, и о ручье, и о том, чтобы пытаться встать на ноги. Осталась единственная забота: сохранить сознание и доползти до ближайшего укрытия. Он увидел землянку дикарей — одну из тех, на которые отряд набрел вчера. В ней не будет ни воды, ни пищи, ни солнечного света, но это теперь было совершенно не важно. С минуты на минуту остатки сознания улетучатся, он провалится в небытие и достанется волкам.

Эрвин успел заползти в нору и задвинуть за собой входной щит прежде, чем лишился чувств.

Считай, снова повезло.

Глава 27. Монета

Ранний июнь 1774 года от Сошествия Праматерей

Герцогство Южный Путь

По неопытности Полли перестаралась с парфюмом. Хармон Паула успел позабыть свою давешнюю задумку, как тут она сработала с неожиданным успехом.

Перед ужином торговец сообщил своим людям, что солтаунский покупатель назначил за товар слишком низкую цену, и теперь придется отправится в Лабелин, к барону Деррилу. Это известие никому не доставило удовольствия, одна лишь Полли лучилась радостью, рассказывала о чудесной лодочной прогулке с Джоакином на закате прошлого дня. «Ничего нет лучше моря», — не раз говаривал Джоакин, и девушка была с ним полностью согласна. Облако ванильного аромата распространялось вокруг Полли.

Доксет был навеселе и ничего не заметил. Сара чихнула. Снайп наморщил нос. Луиза спросила:

— Неужто парфюм?

— Мне подарил хозяин, — Полли смущенно улыбнулась в его сторону.

— Хармон Паула, — укоризненно глянула на торговца Луиза, — надо было послабее настойку взять. Эта слишком уж забористая.

— А по мне, так ничего, — сказал Вихорь. — Коли одежа нестирана, отлично вонь перешибает.

— Ты здесь один в вонючей одеже ходишь, — фыркнула Луиза.

— Потому, что руки у тебя кривые, постирать не можешь, — буркнул Вихорь.

Тут вошел Джоакин и помешал Луизе дать мужу достойный ответ. Воин уселся между Хармоном и Полли, придвинул тарелку, сунул в рот пару ложек бобов, как тут почуял запах. Внимательно глянул на девушку и спросил:

— Это ты, никак, надухалась?

— Теперь я буду пахнуть, как леди, — простодушно ответила Полли.

Джоакин прыснул:

— Леди духаются с умом, а не так, что за квартал собакам нюх отшибает!

Девушку покраснела и спала с лица. Луиза вступилась за нее:

— И с каких же пор ты у нас такой знаток леди? Уж не с тех ли, как тебе графские рыцари все ребра пересчитали?

— Моя мать была леди, а отец — рыцарем!

— Это они тебя научили девушкам хамить? Хороши благородные!

— Я служил у барона Бройфилда, — процедил Джоакин, — с его женой и сестрами общался.

— Так же, как с Полли? Тогда немудрено, что барон тебя выкинул!

Хармон с удовольствием поглядел, как парень тщится найти достойный ответ, чуть не скрежеща зубами от натуги.

— Я знаю о дворянах побольше вашего! — выдавил, наконец, Джоакин. — Я сам почти что их роду!

— Нашел чем гордиться, дурья башка, — бросил Снайп.

Тут Хармон счел нужным вступиться:

— Все, довольно, напустились на парня! Накинулись, будто на злодея. Никакой беды нет, что он хочет походить на лорда. У лордов тоже есть чему поучиться. — Джоакин расцвел при этих словах, но Хармон строго добавил: — А ты извинись перед Полли.

— Извини, — нехотя выдавил парень, — я сказал грубо…

Остаток ужина Джоакин и Полли провели в смурном молчании. Хармон остался весьма доволен собой.

* * *

Почему я не продал Предмет? — размышлял Хармон-торговец, покидая Солтаун под моросящим грибным дождем. В разговоре со свитой он объяснил неудачу скупостью Гобарт-Синталя, однако сам далеко не был уверен, что причина в этом.

Конечно, корабельщик врал на счет «крайней цены». Хармон мог выложить на кофейный столик Светлую Сферу, показать, как плавает в воздухе мерцающий шар, — и легко выудить у негоцианта еще пару тысяч. Сошлись бы на тридцати пяти, Хармонова прибыль составила бы три с половиной тысячи. Он думал о четырех, но и три с половиной — большое богатство, еще месяц назад торговец и мечтать о таком не смел. Так почему отказался?

Может, дело в самом покупателе? Заподозрил Хармон, что негоциант собирается его надуть или отобрать Предмет силой? Вряд ли. Гобарт-Синталь слишком злился во время торга — похоже, собирался-таки расстаться с деньгами. Если бы думал обмануть, был бы куда ласковее и сговорчивей.

Если быть честным с самим собою, то причина напрашивается лишь одна: Хармон просто не смог расстаться со святыней. Хотел, да не поднялась рука. Все то время, пока Светлая Сфера лежала у него на груди, он чувствовал себя особенным — выше, лучше, умнее других людей. И три с половиной тысячи золотых не вернут ему этого чувства! Множество найдется людей, чье состояние больше трех тысяч, и лишь горстка — тех, кто когда-либо держал в руках Священный Предмет. Хармон клал ладонь на сверток и думал: до меня к Сфере прикасался граф Шейланд,