областей», «5 июня «пришлите возможно скорей 400 сноповязалок»…, «16 июня пришлите 6500 малых грузовиков», «примите меры отгрузки 80 тыс. т. пшеницы сверх программы. Очень серьезное положение. Неисполнение или задержка грозят опасностью»[3158].

Объективная причина голода

На неизбежность возникновения голода после войны указывал, уже в мае 1917 г., друг президента и американский посол в Лондоне У. Пэйдж: «Когда наступит мир, на континенте, по крайней мере, будет общий голод… Этой стороне мира придется начинать жизнь заново… Ужас всего этого никто не понимает»[3159]; «Мир будет близок к голоду не только во время войны, но и в течение пяти или, возможно, десяти лет спустя»[3160].

Война перераспределяет внутренние ресурсы страны в пользу оборонных отраслей промышленности и армии, за счет разорения всех остальных секторов экономики и в первую очередь сельскохозяйственных. «Пушки» идут в обмен на «масло» — это такой же естественный закон, как «всеобщий закон природы» М. Ломоносова: «где сколько у одного отнимется…, столько присовокупиться к другому»[3161]. И чем дольше длится война, чем тяжелей ее экономическая мобилизационная нагрузка, тем больше будут перераспределены ресурсы в пользу «пушек», за счет «масла».

Наглядным примером здесь могло служить падение к 1916 г. хлеботоргового кредита Госбанка, по сравнению с 1914 г. почти в 4 раза, а по сравнению с 1913 г. почти в 5 раз. Подобную динамику демонстрировали частные банки и товарищества мелкого кредита[3162]. Другим примером, могло являться резкое почти в 3,5 раза снижение объемов вносимых удобрений: в 1913 г. Россия потребляла 46 млн. пудов минеральных удобрений, из них 33 млн. ввозилось из Германии и лишь 13 млн. собственных[3163]. И это не считая все более увеличивающихся «ножниц цен» между сельскохозяйственными и промышленными товарами[3164].

И Россия здесь не была исключением, точно такие же процессы происходили и в более развитых странах «линии фронта» Франции и Германии. Россия, благодаря аграрному характеру своей экономики, в годы войны, продовольственном плане, выглядела даже лучше их (Гр. 18). Из общей закономерности выбивалась только Англия, что было обусловлено, как ее «периферийным» положением, так и ее особенностям, как богатейшей мировой империи[3165].

Гр. 18. Сбор основных хлебов, в %, по сравнению с 1913 г. = 100 %[3166]

Положение Германии осложнялось тем, что до войны четверть потребляемого ею продовольствия ввозилась из-за рубежа. И с началом войны она была вынуждена первой принять закон о хлебной монополии уже 25 января 1915 г. В том же году были введены карточки на хлеб и обязательное его суррогатирование, а в 1916 г. появились карточки на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. Была введена полная сдача сельхозпродуктов государству. В Германии карточная система оказалась более эффективной, чем в царской России, где, по словам Г. Гинса, она полностью провалилась. Причина успеха Германии, по мнению Гинса, заключалась в общегосударственном характере карточной системы (в России карточки выпускались на местном уровне) — и в солидарности населения[3167].

Перелом наступил с введением в 1916 г. морской блокады Германии, которая резко сократила импорт[3168]. В Германии начался голод. «Боеспособность солдат на фронте чрезвычайно зависит от продовольствия, — вспоминал о том времени командующий немецкой армией Э. Людендорф, — Наряду с отпусками оно имеет решающее значение для настроения войск… Упадок духа немецкого народа в значительной степени зависел от питания. Организм не получал продуктов, нужных для поддержания его физических и умственных сил… Летом 1917 г. я впервые почувствовал во всей широте эту опасность и испугался — здесь крылся необычайно ослабляющий момент. Корни этого явления — в сущности человеческой натуры. Сильное патриотическое чувство могло его ослабить, но истребить его окончательно можно было только улучшением питания»[3169]; «Под давлением нужды меньшая часть поддавалась искушению и устраивалась, как могла, большая же часть буквально умирала с голоду»[3170].

Германия пала от голода и капитулировала — сдалась на милось победителя в ноябре 1918 г. Блокада Германии продолжалась до тех пор, пока она не подписала Версальский мир. За шесть этих месяцев — с момента объявления перемирия, до дня вручения мирного договора, по словам главы германской делегации Брокдорф-Ранцау, принимавшей мирный договор: «сотни тысяч невоевавших людей… были убиты с холодной расчетливостью», «в результате блокады»[3171].

«Мы строго осуществляем блокаду, и Германия близка к голодной смерти…, — начинал беспокоиться в марте 1919 г. У. Черчилль, выступая в палате общин, — германский народ терпит большие лишения…, под тяжестью голода и недоедания вся система германской социальной и национальной жизни грозит рухнуть». Лорд Пальмер, командующий британской оккупационной армией в Германии, докладывал, что «для предотвращения беспорядков и по чисто гуманитарным соображениям необходимо прислать продовольствие голодающему населению. Он подчеркивал, что на британскую оккупационную армию производит очень плохое впечатление зрелище человеческих страданий…»[3172]. «В Австрии и Чехословакии, — по словам советника американского президента Э. Хауза, — положение приобрело такой характер, что категорически необходима помощь в широком масштабе, если хотят избежать серьезных беспорядков»[3173].

В результате высший экономический совет союзников предпринял меры для обеспечения Австрии продовольствием, благодаря чему, по словам Черчилля, в «Вене и других областях удалось предотвратить массовое вымирание населения от голода, которое в противном случае было бы неизбежным»[3174]. Победители поспешили прийти на помощь и Германии, но побудительными мотивами здесь были отнюдь не гуманитарные чувства: «под влиянием одновременного военного поражения и голода тевтонские народы, уже охваченные революцией, могут соскользнуть в ту страшную пропасть, которая уже поглотила Россию, — предупреждал Черчилль, — Я сказал, что мы должны немедленно, не дожидаясь дальнейших известий, отправить в Гамбург десяток больших пароходов с продовольствием. Хотя условия перемирия предусматривали продолжение блокады до заключения мира, союзники обещали доставить Германии необходимые продукты»[3175].

От голода страдали не только Россия и Германия, но, как отмечал Г. Уэллс, «к началу 1918 года значительная часть Европы пребывала в состоянии умеренного и регулируемого недоедания. Производство продовольствия во всем мире резко снизилось вследствие мобилизации крестьян»[3176]. К концу войны Европа производила лишь 60 % пшеницы, от довоенного уровня, у нее осталась только пятая часть крупного рогатого скота и свиней[3177]. Руководитель американской программы продовольственной помощи Г. Гувер вспоминал, что когда он попал в Европу, он оказался посреди «величайшего после тридцатилетней войны голода»[3178].

От массового вымирания европейцев спасло только прекращение Первой мировой войны и массированные американские поставки. Советник президента Э. Хауз предупреждал В. Вильсона о их неизбежности в ноябре 1918 г.: «величайшей проблемой, которая возникнет после прекращения боевых