Муж смотрел на нее, и в серых глазах светилось понимание. О том, что на всех бляшках присутствует едва заметная метка мастера, Тиса узнала позже. А пока Демьян притянул ее к себе и обнял. Горячие ладони согрели спину, губы коснулись лба, принося успокоение и ощущение полной безопасности от всех тревог.

Тиса уткнула нос в его шею.

– Хочешь, я сверну поиск? – шепнул, словно читая ее мысли. – И забудем об этом.

Женщина боролась с собой минуту, кусала губы. Так хотелось ответить «Да!» и предаться счастливому забвению. Однако совесть не позволила. Ишь, строгая какая досталась. Как потом Полинке в глаза смотреть, когда та заговорит о кровных родителях? Это сейчас она в поре бездумного детства. А потом? Видящая подняла голову и отрицательно помотала головой.

Демьян, словно ожидая такой ответ, поощрительно погладил ее по плечу.

– Тогда завтра я отправляюсь в Заорье.

– Я с тобой!

– Не думаю, что это хорошая идея.

Тут он оказался непреклонен. Как оказалось, от точки выхода портала до места лететь часа четыре на рысаке. Не дело любимой женщине, носящей его ребенка под сердцем, отправляться на такие «прогулки». Она сдалась, но обещала следить посредством дара за мужем денно-нощно. На что колдун картинно вздохнул, но при этом засветился довольной улыбкой.

Демьян сумел убедить ее, что переживать заранее не следует, что в любом случае дочь у них никто не отнимет. Он не позволит. Так что засыпала в эту ночь Тиса на плече мужа более или менее успокоенная.

Поутру вэйн ушел.

* * *

Видящая сидела в кресле на террасе. На коленях ее лежал раскрытый географический справочник Лароссии. После ухода мужа внутреннее напряжение вернулось и не давало насладиться выходным днем. В отличие от нее остальные обитатели «Морского» чувствовали себя превосходно. Отец и князь Проклий рыбачили с мостков, дети строили песочные замки под присмотром старого лекаря, а Юлий, развалившись в чиванском гамаке и нахлобучив на нос соломенную шляпу, предавался сну.

Чередой кратких видений Тиса присматривала за мужем в течение дня: вэйновский переход в Длановскую губернию, от которой до Заорья ближе, чем от Оранска. Далее долгий полет на рысаке вдоль тракта. На последней «картинке» у горизонта зеленым руном показался лес.

Деревня называлась Чибуха. Дворов пятнадцать близ опушки. Огороды за ивовым тыном, белье во дворах сохнет. Собаки брешут. У завалинки одного из срубов Демьян довольно легко сошелся с местными, и те охотно рассказали ему об отшельнике.

– Энто Немого цацки, – поведал коренастый мужик с завитым чубом, набивая обгорелую люльку травяной трухой. – Нашим бабам тоже раздавал. Собирались уж морду ему бить, дык он в лесу сгинул.

– Ты, что ль, собирался? – поддел его сосед, опираясь на грабли. – И почто я не заметил, чтоб ты ему хоть слово сказал, когда он за овсом к тебе заходил?

– А чо грить-то? Он же все равно ни бельмеса на нашем.

– Да он обет молчания давал, балда!

– Сам ты балда!

– А с чего сгинул-то? – поинтересовался Демьян, останавливая спор.

Мужики переглянулись и ухмыльнулись. Ответил тот же, с люлькой:

– К лесовицам, поди, на гульбища их лесные ушел. Эх! Я бы тоже сходил, да дороги туда не всяк найдет.

Из окна на эти слова выглянула грудастая баба, кровь с молоком.

– Я тебе схожу! – заголосила. – Я тя так отхожу, будут тебе лес да лесовицы! – Она исчезла на миг, затем снова появилась, но теперь со скалкой в руке.

– Я ж просто так, Дуняш!

Сцена имела живое продолжение, но Демьян потерял интерес к оговорившемуся бедолаге и подцепил за локоть стоящего рядом долговязого паренька.

– Знаешь, где скит Немого?

Тот кивнул.

– Покажешь, как найти. Целковый плачу.

Паренек чуть ли не бегом поспешил дорогу указывать. А по пути за байки принялся.

– Тут леса дремучие, барин! Чащобы у-у какие! Знаете, как у нас поговаривают-то: «В Заорище отправитесь, без ума останетесь» или «Заглубишься в лес – загубишься весь». Лесовицы – они такие. Споймают да в полон возьмут. – Уши мальчишки розовым занялись, но он храбро продолжал: – Набалуются да отпустят. Токмо наши потом ничего не помнят, одно назад в лес тянет их. А бывает, с концами пропадают, как с Немым-то. Или с Петрухой Овечкиным. Уж год как нету.

* * *

– Вам письмо, Тиса Лазаровна, – поклонился ей Наум, – из Оранска.

Тиса взяла конверт с подноса.

– Так как насчет того, чтобы называть по именам друг друга, Наум?

Карлик в который раз отрицательно покачал головой, цокнул языком.

– Не положено. – В голубых глазах – смешинка.

Упрямец. Ничего, когда-нибудь она его уговорит.

Клара писала об очередном томе из золотого собрания Гатчиты, который она с помощью Строчки и Клима воскресила из тлена. Так уж получилось, что курган-то был отрыт пару лет назад, а перо, что все обращает в золото, так и не нашли. Зато обнаружили собрание сочинений мудреца в полторы сотни томов. Оказалось, что волшебное перо являлось не чем иным, как аллегорией его трудов. Что ни заносил мудрец в трактаты, древние касты считали золотом – мудростью в веках.

Как писала Клара, Строчка сокрушался по сему поводу больше всех. Клим не рвал на себе волосы, он знал, что находка уже сама по себе уникальна. Его имя наряду с именем заведующего школы одаренных зазвучало в высших исследовательских кругах и вошло в имперскую энциклопедию, как он и мечтал. В Оранск зачастили комиссии. Сбежались на горячее. Однако, когда страницы первого же трактата Гатчиты рассыпались в прах от попытки их пролистать, исследователи старины серьезно озадачились. Тогда-то Клара и нашла свое истинное призвание. Едва касаясь обложки золотого тома, она зачитывала страницу за страницей, а Строчка записывал. Такое решение проблемы было принято с восторгом.

Наверное, именно тогда Клим увидел в Образцовой свою истинную спутницу жизни. А толчком к осознанию послужили поцелуи ручек, коими осыпали приезжие мужи одаренную брюнетку.

Тиса улыбнулась. Письмо Клара писала в своем стиле – с ноткой сарказма. Упомянула Строчку, которого «угораздило втюриться в заносчивую вдову, что старше него на пять лет. Теперь новоиспеченный воздыхатель сочиняет любовные высокопарные стихи. Всю бумагу извел!» Тут же посмеялась над семейкой Творожковых, у которых родилась пара «пончиков-близнецов». «Люси забудет о своих миленьких призраках надолго». Ответила на вопрос подруги, что хозяйка аптеки на Боровой живет и здравствует. И напоследок скупыми выражениями, за которыми прятались смущение и радость, сообщила, что они с Климом наконец-то переехали в новый дом, где нашлось место матери и сестре. Супруги планируют мансарду обустроить под большую опытную, а залу отдать под библиотеку. Заканчивалось послание традиционным приглашением приехать в гости.