Австрия не меньше Османской империи была потрясена тем, что русские оккупировали дунайские княжества, и сыграла роль посредника четырех держав, вступивших в войну. В июне 1854 года русские войска были вынуждены уйти, и на их место прибыли подразделения австрийской армии, что отвечало условиям договора с султаном, который на время войны передал Австрии свои суверенные права на дунайские княжества. Таким образом, исключался проход войск воюющих сторон через эти княжества, и центр войны переместился в Крым, где Британия и Франция собирались уничтожить русский флот и военно-морские сооружения и навсегда положить конец ожесточенным спорам в отношении «вопроса о проливах». Целью трех союзников был портовый город Севастополь, но только через год, в сентябре 1855 года, они наконец смогли его покорить. К ноябрю русские войска настолько продвинулись на кавказском направлении, что взяли крепость Карс, находившуюся в северо-восточной Малой Азии, а в декабре Австрия пригрозила вступить в войну на стороне союзников, если Россия откажется просить о мире. Начатые переговоры вскоре закончились тем, что 30 марта 1856 года был заключен Парижский мирный договор.

Парижский договор признавал Османскую империю таким же членом европейского сообщества, как и другие державы, и, гарантируя ее территориальную целостность, казалось, предупреждал о том, что она больше не станет жертвой российских (или чьих-либо других) территориальных притязаний. Османская империя, наконец, добилась признания, которого домогались все султаны начиная с Селима III. Россия недооценила британское влияние в регионе, а ее надежды установить контроль над Черным морем были разбиты вдребезги. Теперь это море было открыто для торговли всех стран, и никому не позволялось его милитаризировать. Формально княжества и Сербия возвращались под суверенитет Османской империи и получали гарантии от европейских государств. Трагический тон высказываний русских генералов после подписания мирного договора (один из них писал, что «больше нет возможности скрываться за завесой официальных самовосхвалений») объясняло признание министра иностранных дел, князя Александра Горчакова, который спустя одиннадцать лет заявил, что во время Крымской войны Российской империи грозила весьма реальная опасность катастрофы.

В Парижском договоре была сделана ссылка на так называемый «Указ о реформе», который был обнародован султаном 18 февраля 1856 года и подробно рассматривал вопросы, связанные с немусульманским населением Османской империи, условия жизни которого вызывали пристальный интерес европейских держав. В этом указе нечеткие обязательства, изложенные в Указе Гюльхане, полностью разъяснялись. Султан Абдул-Меджид гарантировал своим подданным свободу вероисповедания и брал на себя обязательство, что отличия по «религиозному, языковому или расовому» признаку будут «навсегда вычеркнуты из административного протокола». Теперь для представителей всех вероисповеданий были открыты двери в гражданские и военные школы, а также на государственную службу, являвшуюся сферой, в которой традиционно доминировали мусульмане. Указ вновь заявил о намерении заменить систему откупа налогов системой прямого налогообложения. Новые правовые процедуры должны были гарантировать более беспристрастное отправление правосудия. Кроме того, в указе были обещания предпринять усилия по модернизации инфраструктуры государства посредством учреждения банков и реформирования финансовой системы, улучшения коммуникаций и с помощью общественных работ. В отношении последних в указе было сказано, что следует изыскать способы «извлечения прибыли из науки, искусства и финансов Европы». Особое место в тексте Парижского договора занимало положение о том, что иностранные державы лишаются права вмешиваться во внутренние дела Османской империи, хотя возможность их вмешательства подразумевалась в каждой фразе Указа о реформе.

Обещанные реформы оказались развитием той программы, которая осуществлялась, начиная с последних лет правления Махмуда II, но теперь об этом публично заявили, что было сделано под мощным давлением и в результате сильного влияния европейских союзников, которые были решительно настроены на то, чтобы воспрепятствовать притязаниям России на роль защитницы православных подданных империи и не допустить нестабильности на Балканах, которая могла стать следствием этих притязаний. Решид-паша, который с 1855 года был не у дел и не играл никакой роли ни в составлении Указа о реформе, ни в выработке положений Парижского договора, был крайне этим обеспокоен. Он признавал, что империи необходимо привести себя в соответствие с изменившейся ситуацией и обратить внимание на положение немусульман, но был против того мнения, что перемены должны наступить одномоментно и по распоряжению иностранных держав. Однако более всего он опасался того, что, ознакомившись с указом, мусульмане империи решат, что с ними совершенно не считаются, и что столь безапелляционное сбрасывание со счетов столетий совместной истории отразится на отношениях между мусульманами и немусульманами. Он предупреждал правительство о том, что оно должно быть готово к неизбежному возникновению напряженности в отношениях.

Возможно, условия Парижского договора отвели от империи угрозу территориальных притязаний России, но теперь внешнее давление было оказано на нее с другой стороны: Британия настоятельно потребовала выполнения взятых султаном обязательств. Вот что сообщал интеллектуал и государственный деятель Ахмед Кевдет-паша о том, какую реакцию вызвал у многих мусульман указ после того, как он был обнародован: «Сегодня мы лишились священных прав нашей общины, которых наши предки добились ценой своей крови. Мусульманская община является правящей общиной, но у нее отобрали принадлежавшие ей священные права. Это день горести и печали для всех мусульман». Хотя оба указа обещали лучшие условия жизни для всех османских подданных, как мусульман, так и немусульман, восприятие этих указов было весьма различным. Едва ли можно было позавидовать условиям жизни простых османских подданных, независимо от их вероисповедания, но среди мусульман стало расти негодование, так как немусульмане стали при любой возможности предъявлять свои недавно обретенные «права», пытаясь извлечь для себя максимум пользы из тех мер, которые были предприняты в отношении их общин. Казалось, что те же самые административные реформы, которые приносили пользу одним, еще больше угнетали других. В последующие после обнародования Указа о реформе месяцы и годы по всей стране происходили столкновения между мусульманами и немусульманами. Чтобы восстановить порядок, приходилось посылать войска, и было много убитых.

Одним из первых признаков недовольства проведением реформ были волнения 1859 года в Стамбуле. Принимавшие в них участие офицеры армии и священнослужители, в том числе приверженцы конформистской секты Накшбанди — Халиди (членом которой был султан Абдул-Меджид), выступали против наносивших им ущерб изменений в законодательстве. Неясно, что именно входило в намерения заговорщиков: роспуск правительства или смещение султана. Их арестовали и судили в военной школе «Кулели» на берегу Босфора, в честь которой и был назван этот инцидент. По распоряжению великого визиря Мехмеда Эмин Али-паши, они были отправлены в ссылку или заключены в тюрьму.

Заявленные в указе 1856 года обещания в отношении свободы вероисповедания для всех подданных Османской империи включали в себя утверждение о том, «что никого не будут принуждать к переходу в другую религию». В отличие от христианства с его разнообразными формами, ислам редко выходил за рамки традиционного для него способа обращения в свою веру, и турки всегда относились к этому с пониманием. Некоторые приписывали это тому факту, что до реформ танзимат значительное немусульманское население было необходимо, потому что оно платило подушный налог, который приносил доходы казне. Даже отступничество от ислама и переход в одну из других «книжных религий» (христианство или иудаизм) в то время обычно допускалось, но только если оно не было результатом принуждения. Вместо этого официальные круги Османской империи изливали свой гнев на тех мусульман-суннитов, которые имели склонность относиться с симпатией к религиозным убеждениям шиитов. Это имело сходство с отношением русского царя Николая I, презиравшего «староверов», которые, как и приверженцы шиитского ислама в Османской империи, были заклеймены как «раскольники» и преследовались. Но принцип равенства всех перед законом, который впервые был провозглашен в Указе Гюльхане, нарушил традиционную уравновешенность османского государства в этих вопросах. К тому же имевшее место в последующие годы иностранное вмешательство в дела, связанные с обращением в ислам и отступничеством от него, несомненно, способствовало тому, что позиция в отношении религии, подробно изложенная в Указе о реформе 1856 года, носила явно оправдательный характер.