крест, Габриель вернулся в вагон, схватил принадлежащие батюшке вещи и заспешил к выходу. Люди, что сидели поодаль, не заметили изменений во внешности попутчика. Они успели разглядеть только церковное одеяние, а до лица добраться времени не хватило – Габриель тут же покинул вагон.

Когда поезд остановился, Габриель вышел на перрон. К нему подлетел упитанный мужичок, поприветствовал, отобрал котомки и повел к своей машине. Пока они добирались до села, он без умолку трещал, рассказывая о покойном батюшке и его прихожанах. Габриель внимательно слушал, понимая, что это может пригодиться. А еще он понимал, что ему спешно надо учить молитвы и обряды. И тот факт, что у того, чье место он занял, в котомках было много книг (собственно, они и составляли основную часть багажа), очень его порадовал. По приезде Габриель погрузится в их изучение и, если Бог даст, скроет ото всех свою неученость. А уж если попадет по мелочи впросак, сошлется на волнение. Как-никак первая служба!

Но зря Габриель беспокоился. Все прошло как нельзя лучше. На следующий день ему нужно было отстоять заутреню, и это оказалось делом несложным. У покойного попенка в вещах обнаружились не только книги, но и тетради с конспектами, и Габриелю не составило большого труда изучить по ним все премудрости проведения обрядов. Когда одной теории было недостаточно, он отправлялся в город, переодевался в мирское и ходил на службы в храмы. Перенимал опыт.

По прошествии трех месяцев Габриель уже чувствовал себя в церкви как рыба в воде. Он мог провести любой обряд и прочитать на память множество молитв. Он крестил, отпевал, венчал, исповедовал. Он истово постился (по сути, всю жизнь этим занимался, так что было несложно), не пил, не сквернословил и всю свою зарплату отдавал в церковный фонд. Прихожане за это его безмерно уважали. А он принимал в их жизни посильное участие. И не только выслушивал их исповеди и отпускал грехи, но и помогал действием.

Была среди прихожан одна немолодая женщина. Худая до такой степени, что по ней можно было изучать строение скелета человека. Габриель думал, ей лет шестьдесят. Оказалось – нет еще и сорока пяти. Она жила с больным ребенком, сыном тринадцати лет. Мальчик страдал ДЦП и был очень слабо развит умственно. Женщина, ее звали Анной Ситниковой, родила его вопреки советам врачей. И, не вняв их же уговорам, оставила сына у себя, тогда как ей настоятельно рекомендовали отдать его в дом инвалидов.

Дело в том, что, когда Анна забеременела, ее муж попал под суд. Его обвинили (как потом оказалось, ложно) в изнасиловании и убийстве двух женщин. Ситников был в своей невиновности уверен, его супруга тоже, но когда судья огласил приговор: пятнадцать лет строгого режима, они поняли, что одной их уверенности мало. Анна подала апелляцию, решив до конца бороться за мужа, но сам он уже не имел сил к этому и посчитал за лучшее покончить с собой. Чтоб не мучиться самому, а главное – не мучить жену… Зачем ей такое наказание, как пятнадцатилетнее ожидание супруга? Все эти мытарства: передачки, редкие свиданки, воздержание? Пусть уж лучше похоронит мужа и начнет новую жизнь с другим человеком (Аня была очень хороша собой, умна, мила и домовита), на котором не будет стоять клейма убийцы…

В общем, Ситников умудрился сплести из рванья веревку и повеситься.

Когда это случилось, Анна была на шестом месяце. И все пять месяцев до этого она только и делала, что нервничала. Да так, что один раз ее даже пришлось госпитализировать. Наблюдающие ее врачи советовали избавиться от ребенка. Другого родить еще успеет, не старая, здоровая, а каким этот получится, никто не знает… Вдруг неполноценный?

Но Аня наотрез отказалась от искусственных родов. Во-первых, ей было жаль малыша, ведь он уже почти сформировался, а во-вторых, он был частичкой горячо любимого мужа…

Аня родила. Мальчик оказался инвалидом. Возможно, причиной этому была вовсе не сопровождающая беременность нервотрепка, но факт оставался фактом: ребенок – калека! Аня все равно забрала его домой. Назвала Лешей, в честь отца. И приготовилась бороться за его здоровье точно так, как до этого добивалась свободы его отца…

Но опять потерпела фиаско.

Алексея Алексеевича невозможно было вылечить. Тут уж как ни старайся, а результат один: мальчик никогда не пойдет и не сможет рассуждать здраво. Аня была вынуждена всю себя посвятить сыну. Она носила его на руках по дому, купала, кормила, возила гулять. И так из года в год. Врачи говорили, что такие дети долго не живут. А Леша жил! В тринадцать лет это был уже очень крупный подросток. Пусть худой, но высокий, ширококостный, и мать очень уставала, перетаскивая его с кровати на горшок или в коляску. Он постоянно плакал, и это утомляло еще больше… А еще он требовал есть. Ежечасно! Если не давали, стучал пятками по матрасу и выл…

Односельчане Аню жалели. Все судачили, что взвалила на себя она ношу тяжеленную и тащит ее много лет не жалуясь. Она и вправду не жаловалась. Смиренно принимала все тяготы. Даже на исповеди только терпения у Бога просила, а никак не избавления от мученической доли своей. Габриель, выслушивая ее, только диву давался. Откуда у женщины столько сил? Вон высохла вся, обессилела, ни единого просвета в жизни, сплошные заботы об инвалиде, постоянная нехватка денег, никаких развлечений, одни обязанности, а держится…

Святая женщина!

И решил Габриель Анне помочь. Облегчить ее участь. Он так же, как и остальные, считал, что, умри Алешка, мать вздохнет свободно. Поэтому как-то вечером, когда Анна отлучилась подоить козу, Габриель проник в дом и задушил мальчишку. Просто взял подушку, положил тому на лицо и надавил. По прошествии двух минут стало ясно, что Алеша умер и Анна свободна.

С чувством исполненного долга Габриель покинул ее дом.

А утром ему сообщили о том, что Анна убивается, рвет на себе волосы и хулит Бога за то, что он отнял у нее единственную отраду. Бабки, сообщившие батюшке эту новость, просили его сходить к женщине и вразумить ее. Габриель пошел. И долго говорил с ней, пытаясь донести до Анны мысль, что Господь избавил ее от страданий. Но та не слушала. Захлебываясь слезами, она кричала о том, что Алешенька был ее счастьем, а не наказаньем. И пусть это счастье давалось ей с трудом, это не имеет значения. Она любила сына и мечтала, чтобы он прожил как можно дольше.

Похоронив мальчика, Анна замкнулась. Она свела