– Я не о том! Заметить могут. Отец взбирался, не опасаясь того, что его засекут, так как не имел преступных намерений… Но если сюда лез убийца… – Митрофан покрутил головой. – Вот окно, через которое лучше всего в дом попасть. За ним – шиповник. А дальше – склон реки. Точно никто не засечет…

Леха кинул взгляд на указанное окно, сравнил положение ручек у задвижек с теми, что на двух других окнах, и вынес вердикт:

– Нет, Митя, тут все чисто!

– Ладно, об этом позже… – Митрофан приблизился к кровати и поманил Смирнова. – Смотри, как лежит…

– Нормально лежит… Естественно…

– Не скажи! – Митрофан склонился над мертвой Миловой. – Мне кажется, ее повернули… После того, как она уснула… Чтоб, как ты сказал, все выглядело естественно…

– С чего ты взял?

– Представь! Женщина решила покончить с собой, выпив снотворное. Она принимает таблетки, ложится, закрывает глаза и ждет смерти.

– Ну и?..

– По статистике, практически девяносто процентов самоубийц принимают одну и ту же позу: ложатся на спину… Многие складывают руки на груди, подсознательно воспроизводя привычную картину…

– Как в гробу, да? – Голушко кивнул, подтверждая его догадку. – Так, может, она такую и приняла, но во сне повернулась.

– Сон под действием снотворного (тем более в такой лошадиной дозе) настолько крепок, что… – Он развел руками и замолчал, ибо Смирнов и так все понял.

– Следов насилия вроде нет, – заметил Зарубин, подошедший к кровати с фотоаппаратом.

– Позвольте это мне решать, – вклинился Ротшильд. Он просто сатанел, когда кто-то пытался делать выводы, которые, по его мнению, мог сделать только он, патологоанатом. – Вот уже вижу небольшой синяк на предплечье… Понятное дело, дилетант его не заметит, но профессионал… – Он самодовольно посмотрел на Зарубина. – В общем, я бы предположил, что жертву насильственно удерживали в кровати…

– Уж если на то пошло, то в нее насильственно впихивали таблетки! – фыркнул Смирнов.

– Это твоя версия…

– А это тогда откуда взялось? – спросил Зарубин, ткнув пальцем в вырванный из блокнота листок. Он был розового цвета, с сердечками по углам, а по центру красивым ровным почерком были написаны какие-то строки. – Предсмертная записочка, судя по всему…

– Стихи, – сообщил Леха, склоняясь над запиской. – Ща зачту…

И он, подражая манере Беллы Ахмадулиной, нараспев продекламировал:

Я не живу, а существую.

Я не парю, а лишь держусь.

Хотела я судьбу другую.

Где только радость, а не грусть.

Нет больше сил, они иссякли.

Так больше жить я не могу.

Пустив слезы всего две капли…

Перекрестившись, ухожу!

– Хрень, – оценил Инессины поэтические изыскания Зарубин.

– Крик души, – с упреком протянул Ротшильд. – А ты… Что бы понимал?!

– Я, между прочим, в поэзии отлично разбираюсь!

– Это типа в буриме хорошо играешь?

– Не только… В детстве сочинял. Мои стихи даже в «Комсомольской правде» и журнале «Смена» печатали!

– С Зарубиным я согласен, – подключился к их диалогу Смирнов. – Стихи дрянь. Но мы сейчас не поэтический конкурс судим, поэтому все это не имеет значения. Главное – эти два четверостишия можно смело расценивать как предсмертную записку… – Тут он увидел на столике большой блокнот, обложку которого украшал окруженный сердцами амур, и, схватив его, воскликнул: – Листок отсюда вырван! Ну-ка, ну-ка, позырим… – Леха быстро пролистал блокнот. – Ага, точно. Покойница тут свои стихи записывала… Красивым, ровным почерком. То есть это чистовик! И, что интересно, страница вырвана из середины!

– И что из того? – не понял Зарубин.

– Стих написан не вчера. После него была еще куча всяких поэтических зарисовок. И ни в одной нет про смерть…

– А про что есть?

– Про природу много. Видимо, местные пейзажи ее вдохновляли… – Он отложил блокнот и обратился к Голушко: – Странно это, не находишь? Предсмертную записку заранее писать.

Митрофан пожал плечами. В данный момент его интересовала не записка, а обнаруженный рядом с кроватью сотовый телефон, на дисплее которого мигал значок Интернета.

– Смотри, какая продвинутая женщина была, – сказал Митрофан, поднимая телефон и показывая его Смирнову. – Услугой «мобильный Интернет» пользовалась.

– У меня скоро разовьется комплекс неполноценности, – проворчал Леха. – Такое ощущение, что все, кроме меня, лазают по Сети, а я даже не знаю, как в Интернет выйти.

– Я тоже не знаю, – успокоил его Голушко.

– Зато все наши покойнички были активными его пользователями. Особенно Синицын. Аж с собой в «Эдельвейс» ноутбук притащил.

– В игрушки играть, наверное.

– Не только. Иначе зачем было брать с собой модем?

– Модем – это такая маленькая штучка, которая в бок ноутбука была вставлена? С логотипом известного оператора мобильной связи?

– Совершенно верно.

– Кстати, а где сейчас компьютер парня?

– Вместе с другими вещами покойного возвращен родителям.

– Надо забрать, – решительно сказал Митрофан.

– Заберем, – согласился Леха.

– Телефон Миловой тоже понадобится. Поглядим, какие сайты наши самоубийцы посещали. Вдруг одни и те же?

– Славик один со всем не справится…

– Ничего, найдем ему помощников!

– Телефон я могу посмотреть, – подал голос Зарубин. – У меня похожий. И я тоже выхожу с него в Интернет…

Митрофан протянул аппарат фотографу. Тот тут же принялся жать на клавиши. А Голушко со Смирновым вернулись к прерванному разговору.

– Слушай, Мить, я вот подумал, – начал Леха. – А что, если их всех зомбировали, а? Через Интернет?

– Каким же образом?

– Ты что, про двадцать пятый кадр не слышал?

– А… Вон ты о чем. Слышал, конечно, но, по-моему, он так убойно не действует. Максимум, что можно при помощи него заставить сделать, это купить вещь, которая тебе совершенно не нужна.

– А вдруг сейчас что-нибудь новенькое изобрели? Гораздо более убойное, как ты говоришь?

– Все, конечно, возможно, но смысл? Я больше склоняюсь к мысли, что все наши самоубийцы посещали сайт какой-нибудь секты, где им систематически промывали мозги… Возможно, не без помощи упомянутого тобой двадцать пятого кадра!

– Самоубийцы, говорите? – вклинился в их диалог Ротшильд. – Боюсь, в данном конкретном случае речь идет о насильственной смерти!

– Что ты имеешь в виду? – подскочил к нему Леха.

Судмедэксперт молча взял длинный пинцет, засунул его в приоткрытый рот покойницы и через несколько секунд вытащил из него таблетку.

– Застряла в горле, – прокомментировал он.

– И что из того?

Но Ротшильд был не из тех, кто сразу раскрывает свои карты.

– Теперь сюда посмотрите, – сказал он, загадочно улыбнувшись, и указал на шею покойницы.

– Смотрим, – обреченно выдохнул Леха. Он знал, что от эксперта можно чего-то добиться только в том случае, если соглашаешься на его правила игры.

– Синяки. – Ротшильд ткнул пальцем в небольшой кровоподтек под скулой и еще менее заметный за ухом. – А еще на