Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XIX. Аристотель и Александр. Ликей
Рост Македонского царства
Мы подошли к новой эпохе, эпохе Аристотеля, которая, по сути, во многих отношениях отличается от предшествующей эпохи Платона, несмотря на их взаимовлияние. Новую эпоху определял уже не древнеэллинский, а македонский политический фон, что требует нескольких слов разъяснения.
На карте можно увидеть, что Македония – область на Балканах, расположенная севернее Фессалии, восточнее Иллирии и западнее Фракии. Карта не показывает границ между этими областями, но нам важно их общее расположение. Большего и не надо. Более того, границы, там, где они существовали, были не постоянными, и македонские цари время от времени расширяли свою территорию. Так, в состав Македонии вошла Халкидика, полуостров на северо-западной оконечности Эгейского моря, напоминающий Пелопоннес в миниатюре. Халкидика была более тесно связана с островами Эгейского моря, чем с собственно Македонией. Обитатели Македонии не выделялись внешне, какого-то особого македонского типа внешности не существовало. Их внешность находилась посередине между фракийским и иллирийским (албанским) типами. Хотя македонцы не говорили по-гречески, выделить их собственные языки трудно. Они принадлежали к индоевропейской языковой семье, но, вероятно, отличались как от эллинских, так и от славянских. Фракийские диалекты были связаны с фригийскими; на них говорили на северо-западе Малой Азии (к югу от Мраморного моря); иллирийские диалекты в наши дни представлены албанским языком. Ввиду того что Южная Македония располагалась близко к Фессалии и Эпиру, туда с ранних времен прибывали греческие беженцы. Особенно интенсивно шла эмиграция из Аргоса (на Пелопоннесе). Вскоре дорийский диалект эмигрантов-греков перемешался с местными наречиями. Можно предположить, что в греке из Македонии, даже хорошо образованном, в Афинах без труда распознавали чужака.
Македонцами управляла династия царей, которая, по некоторым сведениям, началась с Карана, основателя династии Аргеадов (ок. 750). По другим сведениям, начало династии положил Пердикка I, также родом с Аргоса (700–652). Об их истории известно мало до шестого (если считать начиная с Пердикки, и девятого – если признать родоначальником Карана) царя из этой династии, Аминты I (540–498), но даже он, союзник персов, почти не привлекал к себе внимания. Картина изменилась лишь после того, как на престол вступил двадцать второй царь из этой династии. Его звали Филипп II (годы правления: 359–336). Цари Македонии были греками по происхождению, однако женились на местных женщинах, и греческие черты в них постоянно смешивались с местными чертами. Так, известно, что мать Филиппа выучила греческий язык лишь в старости; тем не менее Филипп получил греческое образование. В 360 г., когда он пришел к власти, он очень хорошо разбирался в том, что происходило в Греции. Политический хаос перемежался непрочными перемириями; союзы заключались, разрывались и сменялись новыми. На мир и порядок можно было надеяться лишь при правителе, обладавшем всеобъемлющей властью. Таким правителем решил стать Филипп. Живя заложником в Фивах, он наблюдал за новыми способами ведения войны. Он не только овладел ими, но и усовершенствовал их. Филипп создал профессиональную армию и научил солдат передвигаться и сражаться в новом порядке, македонской фаланге. Она представляла собой сочетание пехоты и кавалерии; пехотинцы стояли в центре, а всадники находились на флангах; они приучались сражаться вместе. В то время македонская тактика считалась непреодолимой. Македонские методы ведения войны оставались лучшими в течение долгих веков. Тактика была достаточно простой, однако ее реализация требовала необычных качеств полководцев, а ее ценность очень сильно зависела от талантов высшего военачальника. Армия неспешно, но неуклонно тренировалась на полигонах и гораздо стремительнее, при необходимости привлекая импровизацию, – на поле сражения. Филиппу удалось положить конец племенным распрям своих горцев и создать национальный союз. Он не упускал возможности задействовать свою армию в родных краях, к югу от Дуная и к западу от Черного моря. Постепенно расширяя территорию своего государства, он укрепил солидарность живших на ней народов. После этого он готов был взяться за раздробленных греков. История его завоеваний хорошо известна, и рассказывать ее нет необходимости.
Какова была реакция греков, и особенно афинян, на возвышение Македонии? Необходимо помнить, что в их глазах Филипп, несмотря на полученное им образование, не считался чистым эллином; хотя он не был варваром, тем не менее он был чужаком. Год от года его амбиции росли. Захотят ли греки, которые прежде не терпели никаких правителей, подчиниться владычеству чужака? В Афинах возникли две крупные партии. Первую, возглавляемую Исократом (436–338), на современном языке можно назвать партией коллаборационистов. «Душой» второй партии стал величайший из всех афинских ораторов, Демосфен (385–322). Он произносил пламенные речи, в которых разоблачал зловещие планы Филиппа и защищал от него греческую свободу. В четвертой из своих великих речей он призвал попросить о помощи Персию. Персия должна была защитить свободу Греции от македонского империализма. Непрекращающиеся гражданские войны, которые опустошали Элладу на протяжении столетия с лишним, усугублялись персидскими интервенциями, так как Персия всегда готова была вмешаться в дела Греции. То одна, то другая греческая группировка, боровшаяся за превосходство, подпадала под власть персидского золота и готова была в собственных интересах заключить союз с извечным врагом. Поэтому гражданские войны в Греции всегда носили до некоторой степени интернациональный характер. После прихода к власти Филиппа положение изменилось. Теперь по соседству с Элладой имелись две влиятельные зарубежные державы, Персия и Македония. Сражения между греками предварялись и сопровождались большим объемом пропаганды, дипломатических интриг и кознями изменников. Греки не могли сплотиться без помощи извне. Вопрос был в том, который из двух врагов и потенциальных защитников опаснее: Македония, наполовину греческая, или Персия, целиком восточная держава?
Демосфен и его сторонники считали себя большими патриотами, чем их противники; возможно, так оно и было. Обе партии понимали, как