фигуры. Она медленно приближалась, рассекая мрак узким станом. Без сомнения, то была их новая служанка Елена, дочь Пантелея Мирова. На ней была ночная накидка, синее платьице с белым воротничком. Служанка шла босиком, неся на ладонях поднос со стаканом воды. Кого в такой час одолела внезапная жажда? Возле ложа Хрисавиди Елена замедлила шаг. Глянула на слугу, осмотрелась вокруг. А потом, удерживая одной рукой поднос, взялась за дверную ручку и смело на нее нажала. Елена вошла в спальню его высочества князя, а Иоанн Хрисавиди даже не пошевелился. Какой же он, оказывается, негодяй!

Княжна Мария кусала пальцы. Хорошо бы схватить полено и как следует стукнуть им по Хрисавидиеву кожуху! Вот было бы здорово!

Золоченые стрелки часов исправно совершали свой путь. Когда пробил четвертый час утра, Мария перебралась на новое место. Проскользнула мимо Хрисавиди, лежавшего, как бесчувственное бревно, и спряталась в темном углу. Холод покрыл тело княжны зябкими пупырышками. Колени ее дрожали, зубки дробно постукивали.

Дверь в комнату князя внезапно приоткрылась. Давешнее привидение вышло из нее, держа все тот же поднос. Стакан был пуст. Его высочество выпил воду, до самого дна. Возле огарка Хрисавиди Елена несколько замедлила шаг. Поправила кудряшки под накидкой, погладила белый ворот. Потом бодро двинулась дальше по цветастому ковру.

Почувствовав, как со спины на нее наваливается какое-то чудовище, Елена коротко простонала и свалилась в темный угол, словно в яму. В шею ее вцепились острые коготки. В уши полился злобный шепот:

— Задушу... Мачехою захотела для нас стать?.. Задушу, чтобы нас не бесчестила...

Елена с трудом выдохнула:

— Не дави, боярышня, мне больно...

Глава IV

1

Антиох Химоний нашел своего господина в его кабинете, сидевшим нос к носу с грамматиком Гавриилом. И согнулся пополам, терпеливо ожидая, когда его заметят и изволят спросить.

— Нашли? — издалека молвил Кантемир, поднявшись из кресла.

— Старались, государь. Причины, по которым Иляна[90] сбежала со двора, еще не выяснены. Но следы ее нащупали. Она подалась вначале к родителям, в Черную Грязь. Сказала им, что соскучилась. В тот же вечер к Мировым заявились двое сватов, Иван Митрофанов и Борис Обидин. Стали сватать ее за Игната, сына Терентия Шильникова, сулили ей всяческие богатства и блага. Девица им отказала, сказав, что никогда за такого урода не пойдет. Старики осерчали и вернулись к парню с пустыми руками. И вот тут, государь, начинается неизвестность.

— Отец ее бил?

— То неведомо, государь. В тот вечер, когда сваты разгневались, Пантелей проводил их до ворот, стараясь задобрить. Возвратясь в избу, он ее уже не нашел. Закричал на жену, но та лежала без чувств. Стал искать по каморам, в сараях, под заборами. Не нашел. Подумал, что спряталась у соседей, устрашась отцовской палки. Наутро и весь следующий день ждал, не подаст ли о себе весть. Только зря.

— Не увел ли ее Игнат силой?

— Мы поспешили тотчас и к нему. Приставил я к его горлу кинжал и дал совет не звать смерть кумой в молодые-то годы. Он заплакал и поклялся на кресте, что не ведает ни о чем ни слухом ни духом. Потом мы перевернули вверх дном одну за другой избы, сараи, конюшни, погреба, птичники... Нигде — ничего. И есть еще, государь, известие...

— Постой! — оборвал его Кантемир. — Послал ли ты толковых слуг обыскать прочие тайные места? Нет?.. Пощупай-ка, крепко ли держится на шее башка?

— Как ее прилепил господь, государь...

— Господь прилепил — не отлепил бы тебе ее я! Назначишь двадцать пять, нет, тридцать ратников — пусть ищут ее днем и ночью, на земле и в небесах, где хотят. Если жива, доставить ее ко мне, немедля. Если мертва, доложить; кто убил и за что?

Химоний убрался в страхе. Вскорости, однако, вернулся. Хотя Кантемир по-прежнему мерил шагами комнату, как разъяренный лев, Иоанн не стал медлить.

— Помилуй, государь! Наши слуги отправились по твоему приказу. Будут обыскивать вершок за вершком города и села, поля и леса. Не пропустят ни избушки, ни дупла. Теперь выслушай, государь, другую злую весть. Промеж молдавскими боярами душегубство случилось.

Кантемир вперил в него страшный взор. Молдавские бояре, последовавшие за ним в Россию после Станилештской баталии, находились по-прежнему под его властью и судом. Так решил, по его просьбе, царь Петр. Из этого следовало, что он несет ответственность за дела своих бояр и обязан требовать с них ответа.

— Говори, камерарий.

— Шесть дней назад, государь, собрались наши бояре, молодые и старые, на пир к Карпу-сулджеру[91], в село Балаклейку. Все были друзьями и многие — родичами, съехались с родичами и детьми. Был накрыт богатый стол, поставлены вина. Причастившись как следует чарками, начали вспоминать обиды. Мало-помалу дошло и до свары. Черт далее путал, выкатились все во двор подышать и освежиться. Поглядели на Млечный путь, полюбовались луной, еще недавно полной, а теперь — слегка на ущербе, ибо какой-то дьявол откусил от нее самый краешек. Только вино продолжало делать свое дело, так что вскоре вернулись к ссорам. Начались опять придирки и задирки: кто к чему мог, к тому и цеплялся. Наконец взялись и за сабли. Начали друг друга рубить да калечить. У многих до сих пор не закрылись раны и не сошли со лбов шишки. А Паскала-логофета и Григорашко Хынку женщины нашли в лужах крови.

— Кто виновники?

— Трудно сказать, государь. Были там и Чута-капитан и Кырцану-комис, и полковник Ион Миреску, и капитан Тоадер Миреску, и Ион Бухуш, а все они — народ драчливый. Одни рассказывают о том, как размахивал палашом, словно палкой, Тоадер Миреску-капитан. Другие — что обе те души на совести Кырцану-комиса. По-моему же, государь, на всех них грех и лежит.

— Это мы узнаем, камерарий. Прикажи всех ко мне, да живо.

— Сами уже явились, твое высочество. Два часа как ждут на дороге, в каретах и возах, когда изволишь призвать. Прибыли-де за правым твоим судом, ибо некому более миловать их и казнить.

— Веди всех в большую залу. Да прикажи капитану Брахэ поднять на ноги драбантов.

В большой зале Дмитрий Кантемир занял место на высоком кресле, около окна, словно на престоле.