Обстановка и в самом деле не очень располагала к таким беседам. Торжественная встреча, хоть и скомканная выходкой Аливии, все равно состоялась. Вдоль дороги стояли люди, радостно махая проходящим мимо солдатам. Князь не сомневался, что, победи Игранд, ему бы махали с не меньшим энтузиазмом — для этих людей совершенно неважно имя герцога, им нужны мир и стабильность.

Володя огляделся. Что ж, заставить этих людей запомнить его имя, уважать именно его, а не титул… интересная задачка.

Сначала покончить с неприятными обязанностями…

Сразу после возвращения в замок Володя отправился в комнаты, где под охраной находились герцог и его семья. Увидев Володю, бывший герцог поднялся, шагнул вперед и замер. Было понятно, что он уже знал о сыне. Князь остановился напротив, встретился с ним взглядом — несколько секунд продолжалась эта игра в гляделки, и первым не выдержал Ульмар.

— Спасибо… милорд…

— Я привез тело… вы можете попрощаться с ним. И можно будет похоронить его в вашем родовом склепе.

Ульмар открыл рот… закрыл… слов не хватило, и он только кивнул.

— Еще раз спасибо.

— Какой же ты дурак, герцог, — вздохнул Володя.

В прошлом Ульмар обязательно вскинулся бы, но сейчас еще ниже опустил голову. Видно, за время, проведенное под надзором, он о многом успел подумать.

— Я прошу вас, милорд… позаботьтесь о моей семье.

— Сделаю, что смогу, но не ждите чуда… Вы понимаете, о чем я?

— Да, мой младший не доставит вам неприятностей… обещаю.

— С моей стороны им тоже ничего не грозит.

— И это говорит человек, устроивший иртинскую бойню?! — в дверях стояла Аника, сердито сверкая глазами.

Ее мать пыталась затащить дочь обратно в комнату, но та успешно отбивалась.

Володя на мгновение окаменел, потом прикрыл глаза и, только убедившись, что спокоен, сказал:

— Различные глупости типа мятежей порой заканчиваются весьма кроваво, и часто льется кровь тех, кто к мятежу никакого отношения не имеет. На вашем месте, леди, я бы задумался над этим.

Володя кивнул, умудрившись сделать это всем сразу и никому конкретно, и покинул комнату, едва не натолкнувшись на графа Танзани, подпирающего косяк.

Ульмар с явным облегчением вздохнул, гневно посмотрел на дочь, но в присутствии постороннего делать выговор не стал. Вместо этого обратился к графу:

— Пришли убедиться, что королевский пленник на месте?

— Скорее любопытствовал, что собирается делать князь. Очень интересный молодой человек, не находите? — Пока растерянный пленник подбирал слова, граф обернулся к Анике с матерью. — Вижу, до леди дошли слухи о том инциденте? А вы умеете ударить в самое больное место. Однако советую подумать вот еще над чем: почему, по-вашему, князь мог приказать уничтожить тех женщин и детей, которые ему никак не угрожали и даже теоретически не могли угрожать в будущем, и нянчится с вами, если вы даже сейчас создаете ему кучу проблем, которых станет только больше со временем?

— Вы считаете, он не виноват в том, в чем его обвиняют?

Уверенность девочки была поколеблена. Она вспомнила, с какой яростью эта странная приемная сестра нового герцога спорила со всеми ними, доказывая, что ее Володя… ее брат не смог бы так поступить. Корт потом частенько любил поддразнивать Аливию этим, пока та его не побила. Корт тогда жутко обиделся. Еще бы, получил тумаков от какой-то девчонки. Но дразнить больше не рисковал.

— Я ничего не считаю — я там был и все видел. И я вижу, что вы сами не верите этим слухам. Потому примите совет: не надо князя бить этим. Он очень тяжело переживал те события. Впрочем, как хотите, но однажды вы пожалеете, если не прислушаетесь к моим словам.

Похороны Игранда состоялись на следующий день. Особой торжественности не было, и присутствовали только члены семьи и кое-кто из старых слуг. Володя решил, что ему не стоит там появляться, и потому почти весь день просидел в кабинете, подписывая скопившиеся бумаги и готовя приказы, о которых размышлял во время похода. Аливия крутилась тут же, делясь впечатлениями о замке и своей жизни в нем.

До следующего утра герцог оставался вместе с женой и детьми. После завтрака к ним явился Танзани с солдатами и Володя. Ульмар поднялся.

— Пора?

Володя кивнул, стараясь не смотреть на жену и детей бывшего герцога, старающихся сдерживать слезы.

— Можно еще немного побыть с ними?

Князь посмотрел на часы.

— Только немного.

Танзани нахмурился, но спорить не стал. Махнул гвардейцам, и те первыми вышли из комнаты.

— Вы слишком добры и снисходительны, князь, — неодобрительно заметил он.

— Граф, это их последний день… Зачем быть жестоким?

Тот только плечами пожал.

— И сколько это немного, по-вашему?

Володя снова посмотрел на часы.

— Минут десять дать можно. — Он показал на часах, сколько это — десять минут.

— Интересный механизм. Не помню, чтобы мне попадался такой. На вашей родине удивительные мастера — они умеют делать многое, что не умеют у нас.

— Это многое — не всегда хорошее.

В комнате Ульмар поочередно подошел к каждому — к жене, дочери, потом к сыну… Тот прижался к отцу и даже всхлипнул.

— Ну-ну, ты теперь единственный мужчина, не надо плакать.

— Да, папа. Я отомщу, — прошептал он. — Когда подрасту, обязательно ото…

От сильнейшей затрещины Корт отлетел к дивану и там замер, держась рукой за щеку и непонимающе глядя на отца.

— Не смей даже думать об этом! — Гнев Ульмара был страшен. — Никогда! Слышишь, никогда не повторяй моей ошибки! Ты принесешь клятву верности новому герцогу и будешь служить ему верой и правдой! И я разве зря говорил, что ты теперь единственный мужчина в семье остаешься? На тебе мать и сестра! Если о себе не думаешь, подумай, что будет с ними после твоей выходки! Я сделал ошибку — не повторяй ее!

— Папа… — Корт осторожно поднялся.

— Так нам что, этого герцога еще и благодарить? — вспыхнула Аника.

— И поблагодаришь! — отрезал отец. — У него нет никаких причин нянчиться с вами, но вы все живы благодаря ему… Молчи, Аника, знаю, какую глупость сейчас скажешь, но прошу, живи. Живи ради меня. Я знаю, что вам будет тяжело… семья мятежника и предателя… Вам не раз об этом напомнят… но я очень прошу…

Ульмар медленно встал… отвернулся… мазнул ладонью по глазам…

— Прощайте…

— Отец…

— Ульмар…

Бывший герцог решительно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

— Я готов, граф.