Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знатные люди Дамаска сказали: «Вера, в которой до такой степени царят равенство и справедливость, является истинной». И там же стали мусульманами. Второй халиф, вступив в Дамаск, прошел к церкви, что была основана пророком Павлом и молвил: «Именем Аллаха, эта церковь с нынешнего дня станет мечетью,» и ступив в церковь, обратил лицо в сторону Каабы, присутствующие мусульмане последовали его примеру и совершили намаз. Таким образом, дамасская церковь являлась первой церковью, преобразованной в мечеть и в ней мусульмане впервые совершили общий намаз».
Я спросил: «Та церковь, что была преобразована в мечеть, сохранилась и поныне?» Шейх Файз-уд-дин Амели ответил: «Да, о эмир, но здание то сильно изменило свой облик. После того, как Дамаск стал столицей хапифов-омейядов, они расширили ту церковь, выкупили расположенные рядом с ней жилые дома, снесли их, чтобы халиф совершил первый намаз и та мечеть и поныне называется мечетью Умара».
Я сказал: «Мне следует пройти туда и совершить намаз в той мечети и на том месте, обратив лицо в сторону Каабы, воздать хвалу Аллаху». Шейх Файз-уд-дин Амели сказал: «О, эмир, поскольку ты любезен со мной, это придало мне смелости, и я дерзну высказать тебе два совета». Я спросил, о чем они. Имам пятничной мечети Халеба сказал: «Первый совет заключается в следующем — сделай так, чтобы попасть в тот город весной, ибо именно в ту пору Дамаск особенно красив и выглядит впечатляюще. Второй совет — отправь дары султану Дамаска и вступи в тот город, показывая все свое дружелюбие». Я спросил: «А кто султан Дамаска?» Имам пятничной мечети ответил: «Султаном Дамаска является тот же султан Рума, он так могуч, что народ приходит в дрожь, едва заслышав его имя».
Я сказал: «Когда я намеревался идти в Халеб, меня уверяли, что его султан, Тогрул Булак могуч, как див и что если он схватит меня в охапку, то непременно раздавит. Как видишь, я победил того могучего, и теперь Тогрул Булак сидит в Цитадели на качестве моего пленника».
Шейх сказал: «Правитель Рума, Йилдирим Баязид — совсем другое дело, он и в самом деле является Йилдиримом (то есть молнией) и Дамаск и все государства, расположенные на побережье, принадлежат ему (под государствами, расположенными на берегу моря имеются в виду сегодняшний Ливан и Лазания, которая сегодня является частью Сирии — Марсель Брион) и если ты вздумаешь без его разрешения и согласия вступить в Дамаск, это будет равносильно объявлению войны». Я ответил: «Я непременно буду воевать с ним».
Имам пятничной мечети Халеба сказал: «Поскольку ты поистине великий и благородный правитель, желая тебе добра, дам тебе совет — не делай этого, ибо кроме сожаления ничего другого ты не получишь». Я сказал: «О, шейх, разве не сам ты советовал мне идти на Византию, чтобы захватить богатства, две тысячи лет накапливаемые неверными-кафирами, и обратить их в ислам». Он ответил: «Отчего же, конечно, о эмир». Я спросил: «Чтобы попасть в Византию, есть ли иной путь кроме как через Рум? Ведь не пройдя Рум, я не попаду в Византию, а чтобы пройти через Рум, мне придется схватиться с Йилдиримом Баязидом».
Шейх Файз-уд-дин Амели сказал: «Берегись его, ибо Йилдирим Баязид весьма могуч и отважен, он в состоянии собрать огромное войско, сам он может одним ударом клинка разрубить пополам целого верблюда». Я спросил: «Ты своими глазами видел, как он разрубал пополам верблюда?» Имам пятничной мечети ответил: «Нет, но я о том слышал». Я спросил от кого он то слышал. Он ответил, что от людей. Я сказал: «Иными словами, ты хочешь сказать, что слышал все это из уст простонародья». Имам ответил: «Да, о эмир».
Я сказал: «Нельзя доверять утверждениям простолюдинов, ибо рассказывая о ком-то, они всегда приплетают вещи, далекие от истины. Даже если бы я и был уверен в его способности разрубать пополам верблюда, все равно, желаю сразиться с ним, пусть даже рискуя быть разрубленным пополам тем человеком».
Шейх Файз-уд-дин Амели сказал: «О великий эмир, поскольку такова твоя воля, я не смею больше давать тебе какие либо советы».
Я спросил: «Слышал я, что в Дамаске живут крупные ученые, верны ли такие слухи?» Имам пятничной мечети ответил: «Да, о эмир». Я попросил назвать их имена. Он сказал: «Один из них — это Арабшах». Я спросил, в каких науках преуспел Арабшах. Имам ответил, что во всех, а также знает язык «сурияни» (Сурияни — древний язык народа Сирии (Шама) — Переводчик).
Я сказал: «Слыхал о том языке, но не видал людей, которые могли бы говорить и писать на нем». Имам сказал: «Когда посетишь Дамаск и встретишь там Арабшаха, своими ушами услышишь язык «сурияни». А сам Арабшах такой человек, что до сих пор никому не удалось задать ему вопроса, на который он не сумел бы ответить, если и не ответил, значит то были вопросы, на которые вообще не существует ответов. Арабшах сведущ во всех науках, мать-земля редко рождает таких сыновей. Еще один ученый — это Низам-уд-дин Шами, заработавший титул «Афсах аль-машрикин ва аль-магрибин» (то есть самый красноречивый среди людей Востока и Запада), нет в мире оратора, подобного ему. Эти двое — самые выдающиеся среди всех ученых Дамаска. Знаю точно, что Арабшах в настоящее время проживает в Дамаске, что касается Низамуддина Шами, не уверен, живет ли он все еще там или уехал куда?»
Я сказал: «О шейх, я намерен уйти из Халеба, ибо дальнейшее пребывание в этом городе будет губительным для войска. Тогрул Булаку не удалось нанести мне поражение, меня вынуждают к бегству красавицы Халеба. Сам я не боюсь красивых женщин, ибо достиг того периода жизни, когда мужчина избегает женщин не потому, что боится облениться и изнежиться под воздействием красавиц, а просто лишь потому, что его они уже не влекут больше. Однако мои воины молоды, а
