Магистр на этих словах замер, ошеломлённый. Всего несколько дней назад Раттрей, который с чего-то увидел в Ислуине коллегу при принце Рэгане, пригласил его обсудить возможное поведение Чистых братьев, когда просочится информация о союзе с эльфами. Ни в одном варианте про мятеж не было и речи! Магистр перехватил растерянный взгляд принца Рэгана и покачал головой. Нет, ничего подобного даже не предполагалось.

Леди Хаттан восприняла новость о гибели брата и мужа внешне спокойно… Только по тому, как женщина с такой силой сжала плечо Криси, что девочка аж дёрнулась от боли, можно было догадаться о творившемся на душе. Команды последовали незамедлительно.

– Всем на сборы пятнадцать минут, потом уходим. Кто не хочет бежать с нами, прячетесь в городе. Рэган, Лейтис, как невеста Харелта, и дан Стафа станут главными целями мятежников. Будете их охранять. Ислуин, Родерик. Берёте всех семерых охранников. Вы должны захватить северо-восточные ворота. Ислуин. Вы лучший среди нас всадник. Когда захватят ворота, скачите в поместье Мореев. Скажете, мы будем прорываться к ним. Там ждут легионеры Доннахи, пусть спешат на помощь. Оуэн, пошли кого-нибудь предупредить Раттреев, Арденкейплов и остальных. Они наверняка следующие в списках мятежников.

Несколько мгновений все ещё стояли, но едва слова леди Хаттан доходили до сознания, один за другим люди срывались с места и спешили выполнить приказ. Дом тут же наполнился шумом, криками, суматохой и ржанием коней. Несколько мгновений Ислуин ещё стоял, затем бросил коротко:

– Понял! – и кинулся вслед за Родериком к коням.

В последний момент, когда все уже готовились покинуть особняк, к хозяйке подошли Оуэн, воспитывавший Харелта легионер и ещё человек восемь стариков-слуг тоже из бывших легионеров.

– Мы остаёмся.

– Но как же… – в глазах стоявшей рядом с матерью Мирны выступили слёзы.

– Кто-то должен. Если дом окажется пуст, сразу поймут, в чём дело. И погоня вас настигнет. За веру и императора!

Мирна вдруг заплакала навзрыд, по-детски. Леди Хаттан не сказала ничего. Только молча отвесила Оуэну и остальным глубокий поклон, схватила дочь за руку и потащила за собой, на ходу отдавая приказ поторопиться.

Несколько минут спустя дом затих, принял безмятежный вид. Словно все спят, одинокий привратник, отгоняя дремоту, ходит неподалёку от въездных ворот. Спокойствие царило не очень долго. Вскоре на улице показалась шумно гомонящая толпа, в которой плащи Чистых братьев мешались с доспехами гвардейцев. Сразу же стало светло от множества факелов, под свист и улюлюканье привратник испуганно бросился в дом, а распалённые похотью безнаказанности и чувством собственной исключительной правоты люди начали ломать забор и ворота. Затаившиеся в доме люди выжидали до последнего момента. И лишь когда сапоги затопали в галереях, соединявших оба здания, а толпа сгустилась возле старого крыла, полетели стрелы. Стрелки выкашивали людей, словно опытный косарь собирает спелую пшеницу. Воплям бегущих прочь людей, крикам раненых и убитых в парке вторили стоны тех, кого похоронили обрушившиеся галереи между домами. Штурм захлебнулся.

Следующее наступление легионеры и Чистые братья готовили куда тщательнее. С окружающих домов сняли двери и ставни, из которых быстро смастерили защиту от стрел, солдаты выстроились «черепахой», закрывшись со всех сторон чешуёй щитов. Отряды неторопливо двинулись к единственному входу… Нивин Хаттан в своё время предусмотрел и это. Статуи, фонтаны и кусты были живописно расставлены таким образом, что хоть где-то, но заставляли нарушить строй, сдвинуть укрытия, чтобы перешагнуть через очередное препятствие – и в появившиеся прорехи тут же летели стрелы. Даже те, кто пытался обойти новое здание и выскочить сразу к входу, всё равно упирались в очередной завал или фонтан, и тоже показывали беззащитные места. Старые воины хоть и утратили былую силу, но сноровки и умений не растеряли. Поэтому, оставив лежать ещё два десятка тел, штурм снова захлебнулся.

В третий раз разъярённый командир легионеров дождался подмоги из лучников и приказал бить не жалея стрел. Потеряв одного из товарищей, защитники ответную стрельбу прекратили, легионеры сумели подобраться к входной двери, выломать её, разметали баррикаду из мебели… И застряли. Все проходы из просторного холла на первый этаж и в подвал оказались намертво закрыты и завалены, единственным путём оставалась лестница на второй этаж… чей изгиб и глухая стена, закрывающая ступени сбоку от пола до потолка, не давали стрелять по защитникам из луков или арбалетов. Наступать в лоб, в кровавой рубке отвоёвывая ступень за ступенью… Молодость и число взяли своё. Когда стариков осталось всего четверо, они отступили на второй этаж. Легионеры и Чистые братья с радостным рёвом кинулись их преследовать… И упёрлись в новую линию обороны. Этаж оказался настоящим лабиринтом, где дверь, сквозь которую проходил защитник, вдруг наглухо перекрывала стальная решётка, после чего в совершенно крепкой и даже проверенной стене вдруг осыпалась часть камней, открывая проход, из которого выскакивал воин и бил растерянным солдатам в спину.

Бой затянулся, каждый сражался сам по себе и сам за себя. В какой-то момент Оуэн понял, что остался один. И жить ему несколько минут, либо выломают дверь в комнату, где он укрылся, либо раньше истечёт кровью. Губы старика озарила улыбка: что же, пришло время последнего средства. Много лет назад он стоял спиной к спине вместе со старшим сыном лорда Малколма. В том бою их кровь смешалась, а Хаттаны приняли Оуэна как ещё одного члена семьи, как младшего родича. Теперь дом отзовётся на его призыв.

Старик зашептал нужные слова, щедро расплёскивая по полу кровь из раны. А потом молитву Единому, прося принять его и товарищей, павших хоть без покаяния, но за императора и веру. Когда дверь, наконец, рухнула под ударами, дыхание Оуэна затихло, душа покинула тело. И сразу же дом вспыхнул! Призванные хранить от пожара чары теперь, наоборот, раздували пламя. Лестницы рухнули первыми, почти сразу провалились полы вдоль окон второго и третьего этажей. Крики сгорающих заживо солдат и Чистых братьев, разошедшихся по зданию в поисках защитников или уже начавших мародёрствовать, стали погребальной музыкой последним защитникам дома Хаттан.

***

Ночной город спал, поэтому отряд всадников, которые не стесняясь мчались по тихим улицам, сопровождал лай собак, хлопанье ставен и ругань разбуженных жителей да проклятия ночных сторожей, еле успевавших увернуться из-под копыт. Недалеко от цели всадники остановились, вслушиваясь в хрустальную безмятежность небольшой площади перед воротами. Ислуин спешился, жестом попросил его обождать, а сам беззвучным куском полуночи скользнул вперёд. Охрана нападения, тем более изнутри, не ждала. Дверь караулки внизу башни, вопреки уставу, оставалась открытой, разрезая бархат