с этими благами, скорее лишились бы жизни, нежели их: одни сразу, а другие немного позже. 5. Ведь если бы вот этот Марций был столь позорно и подло уничтожен, словно он в безлюдной пустыне, что могло бы помешать вслед за ним погибнуть и мне, растерзанному врагами, и всем тем, кто когда-либо оказал противодействие и впредь намеревался противодействовать беззаконным поползновениям плебса? Ведь плебс не был бы удовлетворен, устранив только нас двоих, и не воздержался бы, дойдя до этого предела, от дальнейшего беззакония (если следует о будущем судить на основании прошлого), но, начав с нас, смыл бы и снес, обрушившись словно бурный поток в половодье, всех, кто против и не подчиняется, не щадя ни благородного происхождения, ни доблести, ни возраста.

LI. Таким вот прекрасным вознаграждением, сенат, плебс либо уже отплатил вам за многочисленные великие благодеяния, что он получил, либо собирался отплатить, если бы не возникло препятствие в вашем лице. Ну, а теперь, в свою очередь, обратите внимание и на то, что совершил он после этого вашего благородного и благоразумного деяния, чтобы вы поняли, каким же образом следует к нему относиться. 2. Итак, когда плебс увидел, что вы больше не намерены сносить его бесчинства, но готовы вступить в бой, он испугался и немного пришел в себя, словно после пьянства или приступа безумия, прекратил насильственные действия и обратился к суду. И он назначил определенный день, в который вызывал Марция предстать пред судом, где сам плебс должен был стать и обвинителем, и свидетелем, и судьей и установить величину наказания. 3. Когда же вы и этому воспротивились, посчитав, что Марция вызывают не на суд, а для расправы, плебс, видя, что ни в каком вопросе он не обладает самостоятельной властью, но лишь имеет право поставить на голосование ваши предварительные постановления, ныне умерил свою самоуверенность, чем весьма тогда был преисполнен, и явился просить вас уступить ему и эту милость. 4. Так вот, обдумывая это, поймите уж, наконец-то, и усвойте: всё, что вы даровали плебсу, приняв решение скорее более простодушно, чем разумно, принесло вам одни несчастья и вред, а в чем вы оказали сопротивление, смело выступив против его беззаконий и насилий, это для вас сложилось как надо. 5. Итак, что же вам (хотя вы прекрасно знаете это) я советую делать и какое предложение относительно нынешнего положения я высказываю? Все, что вы, прекращая вражду, так или иначе предоставили и уступили плебсу, — все это соблюдать как имеющее законную силу и ничего не отменять из сделанных тогда уступок, не потому, что они прекрасны и достойны нашего государства (каким же это образом?!), но поскольку они вынужденны и уже не подлежат исправлению. А что помимо этого он попытается насильно и противозаконно получить вопреки вашей воли, — не уступать ему и не предоставлять, но противодействовать словами и делами, всем вместе и каждому по отдельности. 6. Ведь не обязательно, если кто-либо однажды в силу обмана или принуждения совершит ошибку, ему следует и впредь поступать точно так же; наоборот, помня о ней, в остальном следует быть осторожным, чтобы подобное не повторилось. Итак, вот то мнение, которого, полагаю, всем вам нужно вместе держаться, и я советую вам быть готовыми к несправедливому своекорыстию плебса.

LII. А что и это дело, по поводу которого сегодня назначено обсуждение, подобно прочим несправедливым и беззаконным действиям плебса, а не праведное и разумное, как пытался, обманывая вас, доказывать плебейский трибун, — услышьте об этом, кто еще точно не знает. Так вот, закон о плебейских судах[803], на который Деций опирался более всего, издан был не против вас, патрициев, но ради защиты притесняемых плебеев, как и сам закон показывает в недвусмысленных выражениях, и все вы, прекрасно зная его, постоянно это говорите. 2. Веским же доказательством этого служит время, — что и для всякого спорного вопроса права представляется наилучшим критерием, — ибо прошло уже девятнадцать лет с тех пор, как данный закон был принят: для всего этого срока Деций не сможет, пожалуй, указать ни одного судебного процесса, ни общественного, ни частного, против кого-либо из патрициев, состоявшегося по этому закону. Если же он заявит, то пусть укажет, и нам уже не надо слов. 3. А недавно заключенные договоренности, на основании которых вы примирились с плебеями, — ведь необходимо, чтобы вы и о них услышали, поскольку плебейский трибун оказался дурным толкователем их, — содержат следующие две уступки: освободить плебеев от долгов и каждый год назначать вот эту власть ради помощи притесняемым и предотвращения несправедливости, но, кроме этого, ничего иного. 4. Однако самым важным свидетельством, что ни закон, ни договор не дают плебсу права вершить суд над патрицием, пусть станет для вас то, как поступает ныне сам плебс. Ибо сегодня он добивается этого права у вас, как раньше все же его не имевший: ведь никто не стал бы требовать от других получения того, чем распоряжается по закону. 5. И как это, сенат, может быть неписаным естественным правом (ведь Деций полагал, что вы должны и его учитывать), что у плебеев в тех судебных процессах, где их обвиняют патриции, и в тех, где они преследуют по суду патрициев, судьей станет плебс, а у патрициев, — и когда они привлекают к ответственности кого-либо из плебеев, и когда сами подвергаются опасности, — патриции в спорах посредничать не будут, то есть плебеям можно иметь преимущество и в том, и в другом, у нас же нет доли ни в одном из обоих прав?! 6. Если же Марций или же кто-нибудь другой из патрициев в чем-либо причиняет народу вред и заслуживает смерти или изгнания из государства, пусть он понесет наказание, но осужденный не ими, а здесь, как и предписано законом. Разве что, Деций, плебс будет беспристрастным судьей и ничуть, пожалуй, не станет угождать себе при голосовании по поводу ненавистного человека, а вот эти сенаторы, если получат право решения, поставят преступника выше пострадавшего от него общества, неизбежно навлекая на себя вследствие своего приговора проклятие, обвинение в клятвопреступлении, ненависть со стороны людей, гнев со стороны богов и продолжая жить с тягостными ожиданиями! 7. Недостойно для вас, плебеи, подозревать такое в отношении сената, кому, как признаёте сами, вы уступаете за его доблесть почести, должности и важнейшие в государстве права, и кому вы, как утверждаете, весьма благодарны за то рвение, которое он проявил в деле вашего возвращения. Эти взгляды