И лишь Римский епископ Николай V встревожился всерьез. Когда к нему явился Фридрих III Габсбург, чтобы короноваться императорской короной, папа заставил того направить султану жесткий ультиматум. Правда, за этим требованием также ничего не стояло: Германский император не имел ни сил, ни желания воевать с османами. Несколько бульшую активность продемонстрировал Неаполитанский король Альфонс Арагонский, направивший в Эгейское море 10 судов, снаряжение которых оплатила папская казна. Но затем он вступил в войну с Франческо I Сфорца (1401—1466), правителем Милана, и отозвал свою флотилию назад. В других местах послы папы также не получили никакого удовлетворительного ответа[1122].

Однако апостолик не опустил руки. По просьбе св. Константина XI в мае 1452 г. бывший митрополит Московский и всея Руси Исидор, изгнанный из Руси и нашедший приют в Риме, ныне кардинал Римской церкви, был направлен Николаем V в Константинополь в качестве папского легата. По пути он, исполняя папское поручение, нанял за деньги Римской курии 200 лучников в Неаполе и в ноябре того же года под восторженные крики византийцев прибыл в Константинополь. Таким способом Рим наглядно и искренне продемонстрировал грекам свое желание выполнить обязательства по ФеррароФлорентийской унии[1123].

Хотя сам император не был большим сторонником унии, но как здравомыслящий политик понимал всю бесперспективность войны с османами в одиночестве. Кроме того, царь полагал, что догматические расхождения на самом деле могут быть сняты с течением времени, поскольку не носят существенного характера. Поэтому василевс, конечно, ухватился за шанс связаться с Римом и обеспечить своему государству помощь Запада. Используя выпавшую возможность, он тут же приказал созвать специальные комитеты городского населения и знати.

Рядовые византийцы воодушевленно высказались за соблюдение условий унии, но аристократы заняли компромиссную позицию – папу поминать в диптихах, но в остальном принятие унии приостановить. Ситуация осложнялась тем, что в это время Константинополь остался без первоиерарха. И вместо патриарха Георгия Маммаса новым духовным лидером, хотя и неформальным, стал непримиримый ортодокс Геннадий Схолларий. Светским сановником он присутствовал в Ферраро и во Флоренции, а по возвращении принял монашеский постриг и возглавил антиуниатскую партию. Правда, прибытие вооруженных латинян поколебало и его. Он удалился в келью, из которой, впрочем, периодически вещал против Рима[1124].

Его перу принадлежало известное антиуниатское окружное послание, инициированное столичными монахами. «О, жалкие ромеи! Зачем вы блуждаете, зачем потеряли надежду на Бога и стали надеяться на силу франков? Вместе с Константинополем, в котором скоро все будет разрушено, теряете вы и свое благочестие. Помилуй меня, Господи! Свидетельствую перед лицом Твоим, что неповинен я в этом грехе. Ромеи, знаете ли вы, что делаете? Вас скоро постигнет плен, а вы потеряли унаследованное от отцов благочестие и исповедуете нечестие. Горе вам, когда придет на вас суд Божий!» Сторонники Схоллария, почти все из монашествующих, разошлись с его посланием по городу, анафематствовали ФеррароФлорентийский собор и кричали: «Мы не нуждаемся в помощи латинян! Да изыдет от нас богослужение азимитов!»[1125]

Говоря об унии и кругах, традиционно выступавших против нее, нельзя обойти стороной ту особенность византийского сознания, которая пробудилась в конце XIV века. Как говорилось ранее, уже во времена императора Феодора II Ласкариса наблюдается тот культурный феномен, что Византия, постоянно уменьшавшаяся в границах, постепенно начинает утрачивать присущую ей римскую имперскую идею, римский универсализм заменяется эллинизмом. Разумеется, этот процесс был не одноминутный. Еще при Комнинах аристократия стремилась эллинизировать свой язык. Теперь же, когда Империя умирала и василевс переставал быть в действительности главой всего христианского мира, в политической элите Константинополя в контексте зарождающегося Возрождения обнаруживается резкий интерес к классической греческой литературе и философии.

Говоря объективно, царь действительно являлся государем греков, которые преимущественно проживали на последних остатках Византийской империи. Спасения от турок искали уже не в единстве Кафолической Церкви и не в имперском универсализме, а в возвращении к своим национальным истокам. По справедливости певцом этого направления можно считать Георгия Плифона, совершенно равнодушного к Константинополю, но мечтавшего восстановить Грецию, Элладу, начав с отвоевания Пелопоннеса. «Мы эллины по культуре и по нации», – заявил он императору св. Мануилу Палеологу, которому адресовал свой известный трактат. Плифон настолько увлекся древней культурой, что откровенно считал христианство ложным путем, ведущим соотечественников к гибели.

Его идеи нашли некоторый отклик в аристократических кругах, что сказалось и на вопросе принятия или отвержения унии. В массе своей рядовые ромеи и монахи, «черные стражи благочестия», были совершенно равнодушны к новым культурным изыскам. Напротив, в аристократических кругах идея унии, или, точнее говоря, военной помощи Запада, взятая в прагматичном аспекте, превалировала над богословскими расхождениями. Там собралось много эллинизированных интеллектуалов, для которых эти вопросы не значили ничего.

Но для общей массы византийцев сам по себе факт поддержки унии со стороны лиц, склонных забыть Православие и променять его на языческие традиции, был очень красноречив. Безусловно, эта связка «унияаристократиянеоязычество», в действительности очень слабая, нередко едва призрачная, но тем не менее существовавшая, придавала факту переговоров с Римом некий демонический оттенок[1126].

Возможно, быстрая помощь Запада позволила бы изменить эту оценку. Но никаких солдат и денег больше не поступало, а некоторые римские легаты, к сожалению, вели себя чрезвычайно дерзко. Особенно выделялся архиепископ Леонард Хиосский (1395—1458), откровенно презиравший византийцев. Он потребовал от императора арестовать оппозицию и отдать ее представителей под суд. Разумеется, св. Константин XI и не думал так поступать. 15 ноября 1452 г. он вновь собрал Синод и предложил 15 епископамортодоксам письменно изложить свои возражения на унию. Василевс надеялся, что таких замечаний будет немного и при разумном диспуте они могут быть разрешены.

Потопление османами венецианского судна в ноябре того же года вызвало новый взрыв паники в византийской столице. Вновь сторонники унии заняли довлеющие позиции, и 12 декабря 1452 г. в Храме Святой Софии была даже отслужена совместная Литургия с участием папских легатов, св. Константина XI Палеолога и всего царского двора. Естественно, имя папы Николая V было торжественно помянуто на службе. Хотя в это же время по всему городу бродили монахи и монашки, призывно крича: «Мы не желаем помощи от латинян! Нам не нужен союз с ними! Избавимся от почитания опресноков!», это была большая дипломатическая победа императора[1127].