Открытое провозглашение унии должно было дать новый положительный импульс для добрых отношений Запада с Востоком. Но, к сожалению, военная помощь так и не поступала, а папские легаты вели себя все более и более вызывающе. Уже упоминавшийся архиепископ Леонард пренебрежительно отмечал, что, по его мнению, сам император св. Константин XI является притворщиком и на самом деле не желает унии. Можно представить, каким тоном он разговаривал с другими византийцами и какие послания направлял в Рим!

Очень мешал и Григорий Схолларий, которого император даже попытался нейтрализовать скромным и тактичным кардиналом Исидором. Царь едва не поставил того Константинопольским патриархом, но не решился, зная настроения в народе. В целом уния имела многие шансы на осуществление, если бы действия императора были подкреплены войсками с Запада. Однако в отсутствие военной помощи наступило скорое разочарование, и многие рядовые византийцы старались избегать посещения Храма Святой Софии, «запятнанного» унией, и приходили лишь в те церкви, где служили священникиортодоксы[1128].

В эту тяжелую минуту очень помог кардинал Исидор. Этнический грек, он прекрасно понимал тяжелое положение императора, а потому направлял в Рим оптимистичные отчеты. Исидор справедливо рассудил, что в деле объединения Церквей нужно надеяться на Бога, а не на административные меры, на которые была скора Римская курия. И, действительно, его позиция много способствовала реальной помощи от Запада[1129].

Пока в Константинополе шли горячие, но пустые дебаты, а Рим судорожно искал источник помощи гибнущей Византии, султан Мехмед II тщательно обдумывал план военной кампании следующего года. По обыкновению, ни один человек не знал наверняка, о чем думает повелитель османов, долгими зимними вечерами расхаживавший по своему дворцу в Адрианополе. Иногда по ночам он выходил в город, стараясь остаться незаметным. И если ктото узнавал его, султан своей рукой убивал такого несчастного, находя в этом наслаждение. Даже близкая охрана ни разу не слышала от него ни одного слова, позволяющего догадаться о думах Мехмеда II. Лишь однажды он проговорился, вскричав своему визирю, сделавшему ему роскошный подарок: «Есть только одна вещь, которую я хочу. Дайте мне Константинополь!»[1130]

Наконец, в конце января 1453 г. султан созвал своих визирей на совет. В длинной речи он напомнил собеседникам о славных победах предков и особо отметил, что никогда Османская империя не будет чувствовать себя в безопасности, пока Константинополь принадлежит византийцам. «Этот город находится в самом сердце нашего царства, он удобно расположен и на суше, и на море и он с самого начала доставлял нам хлопоты и затевал войны, доставляет их и теперь, вмешивается в наши дела, подкарауливает нас в беде и причиняет вред. Кто не знает, что Константинополь обратил против нас весь Запад. И христианам удалось бы победить нас, если бы не воинское искусство, опыт и отвага Баязеда, который помешал им, разрушил их замыслы и нанес им сокрушительное поражение. Дело ясное, – этот город не успокоился и никогда не успокоится, будет сопротивляться нам, не прекратит войну и смуты до тех пор, пока мы терпим его, не уничтожим или не покорим своей власти»[1131].

Да, продолжал Мехмед II, осада потребует значительных расходов, но они окупятся в быстрое время. Кроме того, византийцы слабы, и осада не представит большой опасности для османов. К тому же, разве можно исключить, что, пока османы думают, ктото более сильный захватит Константинополь? Безусловно, стены и укрепления византийской столицы кажутся неприступными. Но в действительности их разрушит турецкая артиллерия. Нужно пользоваться моментом, пока помощь со стороны Запада еще не поступила грекам. Сейчас – или никогда! Присутствовавшие были поражены энтузиазмом и зрелостью мыслей молодого султана. Естественно, никаких возражений не последовало, и визири единодушно провозгласили войну с Византией[1132].

Как только решение о войне было принято, султан тут же отдал приказ армии Караджабея осуществить нападение на города Селимврия, Перинфос и другие населенные пункты греков на побережье Мраморного и Черного морей. Таким способом Мехмед II попытался изолировать императора от его братьев в Морее, которые могли прийти к нему на помощь. И результат оправдал ожидания – города были взяты штурмом, а их укрепления снесены.

Все еще надеясь на некоторую отсрочку, св. Константин XI направил к Мехмеду II послание, в котором звучат смирение и вызов одновременно. «Если ты, – говорилось в нем, – предпочитаешь миру войну и ни клятвы мои, ни мольбы не в силах вернуть тебя к миру, то да будет на то твоя воля. Прибежище мое – в Господе. Если Им предначертано, что Константинополь окажется в твоих руках, кто сможет спорить с Ним или предотвратить это? Если Он поселит в твоем сердце мысль о мире, я встречу это с радостью. Что касается нынешних дел, то ты нарушил договоры, верность которым я поклялся соблюдать – и да будут они расторгнуты. Впредь я буду держать городские ворота закрытыми. Я буду сражаться за его жителей со всей силой, на какую способен. Действуй и впредь со своей мощью, пока судия Праведный не вынесет приговор каждому из нас»[1133].

В марте 1453 г. турецкий флот стал стягиваться к Галлиполи. Было собрано более 130 судов различного вида, командование над которыми поручили Сулейману Балтолгу, этническому болгарину, перешедшему в Ислам и начавшему служить туркам. Турецкий флот курсировал в Мраморном море, а сухопутная армия сосредотачивалась во Фракии. Всю зиму по приказу султана оружейники изготавливали оружие, метательные снаряды и стенобитные орудия. Для похода на Константинополь были призваны в армию все взрослые мужчины. На границах оставались лишь заградительные отряды, а в городах – караульные службы, необходимые для поддержания порядка. Как говорят, всего в рядах турецкой армии насчитывалось как минимум 150 тысяч человек – громадная сила!

Наиболее боеспособные части составляли янычары, примирившиеся с нелюбимым ими султаном после того, как узнали, что идут воевать с «неверными»[1134]. Помимо них, присутствовали отряды из подвластных султану христианских государств – славян и валахов[1135].

Однако главную опасность представляла артиллерия, которая появилась в армии Мехмеда II в громадном количестве – по тем понятиям, конечно. Здесь султану помог счастливый случай. Летом 1452 г. в Константинополь заглянул некий венгр Урбан, инженер, предложивший императору св. Константину XI свои услуги. Но сумма вознаграждения, запрошенная конструктором артиллерии, была совершенно непосильна для Византийского царя, да и многие компоненты, необходимые для изготовления суперпушки, в столице отсутствовали. Тогда венгр направился к Мехмеду II, тут же увеличившего размер просимого вознаграждения в 4 раза[1136].