Между тем, по свидетельству ряда мемуаристов, после майских праздников К. У. Черненко слег на больничную койку из-за обострившейся астмы, однако на «хозяйстве» никого не оставил, не желая конфликтовать с Н. А. Тихоновым. Правда, вскоре он вышел на работу и уже 20 и 22 мая дважды встретился с вице-канцлером и министром иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншером, а 21 мая принимал В. И. Воротникова. Затем 7 июня после заседания Политбюро в своем рабочем кабинете он принял 94-летнего Вячеслава Михайловича Молотова, который еще 14 мая направил на имя генсека очередное заявление о своем восстановлении в партии. В самом начале этой встречи К. У. Черненко сообщил ближайшему сталинскому соратнику о том, что его просьба о восстановлении в рядах партии, членом которой он был с лета 1906 года, удовлетворена, и сразу после разговора с генсеком В. М. Молотов поехал в МГК, где сам В. В. Гришин вручил ему новенький партийный билет. А 12 июля, перед своим отпуском, на заседании Политбюро К. У. Черненко сообщил коллегам о прошедшей встрече и заявил, что аналогичные заявления на его имя прислали Л. М. Каганович и Г. М. Маленков, которые, как и В. М. Молотов, были исключены из партии по решению XXII съезда в октябре 1961 года. На этом заседании целый ряд его участников — сам К. У. Черненко, Д. Ф. Устинов, Н. А. Тихонов, А. А. Громыко, Г. В. Романов и М. С. Горбачев — высказались за восстановление их в партии. При этом маршал Д. Ф. Устинов, мотивируя это предложение, справедливо заявил, что «если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину… ни один враг не принес столько бед нашей стране, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также в отношении Сталина»[1362]. Но несмотря на столь единодушную поддержку генсека, принятие решения по двум другим сталинским соратникам было отложено, поскольку председатель КГБ В. М. Чебриков «попросил дать нам некоторое время, чтобы подготовить справку о резолюциях», которые они писали на «списках репрессированных».

При этом пятеро других участников этого заседания, в частности В. И. Воротников, Г. А. Алиев, В. В. Кузнецов, Н. И. Рыжков и Е. К. Лигачев, отмолчались и не стали принимать участия в дискуссии.

15 июля К. У. Черненко улетел в отпуск, а через четыре дня, как явствует из дневника В. И. Воротникова, М. С. Горбачев, который остался на «хозяйстве», «впервые вел заседание Политбюро»[1363]. При этом, как свидетельствуют А. Д. Черненко и В. А. Печенев, по совету М. С. Горбачева и Е. И. Чазова, генсек, который всегда проводил отпуск в Крыму, на сей раз отправился отдыхать на Ставрополье, на высокогорную дачу «Сосновый бор», что самым пагубным образом отразилось на его здоровье, поскольку он давно страдал эмфиземой легких и испытывал нехватку кислорода даже в привычном ему климате[1364].

Ситуация обострилась настолько, что К. У. Черненко вскоре потерял всякую способность передвигаться даже по самой даче и ему понадобилась «каталка». И только после этого, как уверяет В. В. Прибытков, из Москвы срочно прибыли Е. И. Чазов и А. Г. Чучулин, которые, осмотрев больного, приняли решение везти его в Москву. Разные авторы называют разные даты его возвращения, но в любом случае это была первая декада августа 1984 года. Уже в Москве врачи диагностировали у него запущенную двустороннюю пневмонию, от которой генсек лечился до начала сентября, когда все же вышел на работу в приличном состоянии.

Между тем в том же сентябре, как считают ряд мемуаристов и историков, серьезно пошатнулись позиции Г. В. Романова, который как новый секретарь ЦК курировал не только Оборонный отдел, но и Отделы административных органов и машиностроения[1365]. Сам Г. В. Романов в одном из своих очень немногочисленных интервью рассказал: «Когда Андропов пришел, он мне прямо сказал: “Ты мне нужен в Москве. Устинов дрова ломает, много денег тратит на оборонку, нам уже не хватает”»[1366]. Вероятнее всего, именно в этом признании и кроется причина конфликта маршала Д. Ф. Устинова не только с самим Г. В. Романовым, но и с маршалом Н. В. Огарковым, который уже давно и настойчиво ратовал «за разумные военные расходы»[1367]. По мере того как все больше разрастался конфликт двух маршалов, отношения Г. В. Романова с Н. В. Огарковым, напротив, только укреплялись. Однако 5 сентября 1984 года, когда «оборонный секретарь» во главе советской делегации отправился на Учредительный съезд Эфиопской рабочей партии, начальник Генерального штаба был снят со своей должности и назначен главкомом войск Западного направления, штаб которых находился в польской Легнице. Его сменщиком на посту начальника Генерального штаба стал его первый заместитель маршал С. Ф. Ахромеев, который не имел «дурной привычки» перечить всесильному министру обороны и, по словам его давнего помощника генерал-полковника И. В. Илларионова, был «одним из тайных советников Устинова»[1368].

Тем временем в конце октября состоялся очередной Пленум ЦК, в центре внимания которого оказался доклад главы правительства Н. А. Тихонова «О долговременной программе мелиорации»[1369]. Но главное состояло в другом: на Пленуме с довольно большой речью выступил сам К. У. Черненко, который, по словам его помощника В. В. Прибыткова, «заметно посвежел и окреп» и был «охвачен иллюзией выздоровления»[1370]. А сразу после окончания Пленума генсек направил в Политбюро записку, посвященную вопросам подготовки XXVII съезда партии, которая получила «единодушное одобрение». Смысл этой записки состоял в том, что новый партийный съезд надо провести на полгода раньше — не в феврале-марте 1986 года, а в октябре-ноябре 1985 года с тем, чтобы уже с 1 января начать реализацию плана XII-й пятилетки. Но это была лишь видимая часть данной записки. А скрытый ее смыл, а вернее смысл всей этой интриги, рожденной в головах помощников генсека В. А. Печенева и В. В. Прибыткова и главного редактора журнала «Коммунист» Р. И. Косолапова, ставшего идеологом нового «царствования», состоял в следующем: поскольку их патрон был неизлечимо болен и его уход из жизни не сулил им дальнейшего карьерного роста и был чреват приходом к власти «прозападного крыла» в руководстве страны, они решили приблизить на год раньше созыв партийного съезда, чтобы успеть «перетряхнуть» ЦК, заполучить посты в Секретариате и Политбюро и убрать из власти всю «команду младореформаторов» во главе с М. С. Горбачевым[1371].

Существование такого плана подтверждал и сам М. С. Горбачев, который зримо это прочувствовал в том же октябре, когда была предпринята попытка срыва Всесоюзной научнопрактической конференции «Совершенствование развитого социализма и идеологическая работа партии в свете решений Июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС», которая готовилась его командой в составе А. Н. Яковлева, В. А. Медведева, Н. Б. Биккенина и В. И. Болдина[1372]. Особенно, как явствует из мемуаров самого М. С. Горбачева, был «недоволен и капризничал» М. В. Зимянин, который после смерти М. А. Суслова продолжал еще числиться главным идеологом партии. Однако тогда М. С. Горбачев решил не идти на обострение и 29 октября улетел в отпуск в Пицунду. А