от беседы с фон Паленым у меня сложилось странное впечатление. Как будто он специально хотел разжечь в нас ненависть к императору. Ведь губернатор вполне мог под каким-нибудь предлогом задержать отъезд больного. В его это власти. Мог бы, как он обычно это делает, придумать замысловатое объяснение для Павла. Убедить. Он умеет. Он может. Но намерения у него другие: выставить императора безжалостным извергом. Завтра о жестокости царя будет шептать весь Петербург. Человек лежал на смертном одре, а его безжалостно – вон из Петербурга, по морозу, езжай, куда хочешь…

В Гатчину я добрался поздно вечером. Император был занят. К нему в кабинет то и дело входили и выходили министры. Секретари готовили указы и рескрипты. Ужинал Павел Петрович быстро, глотая пищу, толком не жуя. И вновь требовал к себе министров. Перед сном от прогулки отказался, так, как морозная погода с сильными порывами ветра не располагала к променаду. Разобравшись с последним указом, он тут же отправился в спальню. В этот день я так и не смог попасть к нему на доклад.

Утром император принимал вахтпарад, был несколько раздражён и делал резкие замечания. Но когда на плацу появились красные мундиры конной гвардии и чётко выполнили все упражнения, он слегка остыл.

– Кто командует? – спросил он у Константина, который являлся шефом полка гвардейцев.

– Полковник Саблуков, – ответил он.

– Сын бывшего вице-президента мануфактур-коллегии? – попросил уточнить он.

– Так точно.

Павел в задумчивости пожевал нижнюю губу.

– Где Добров? – спросил он.

– Здесь, Ваше величество, – откликнулся я.

– Мой приказ выполнен?

– Так точно. Бывший вице-президент мануфактур-коллегии Саблуков, Александр Александрович отбыл из Петербурга. Правда, с небольшой задержкой.

– Что за причина задержки? – поинтересовался император.

– Весьма сильная простуда. Когда я явился с обер-полицмейстером Лисаневичем для исполнения приказа, у больного был сильный жар. Он бредил.

– Господи! – воскликнул Павел. – А как же он отъехал из Петербурга?

– Лёжа в карете, увёрнутый в меха.

Император побледнел.

– Почему мне не доложили, что он болен?

– Вы были вчера заняты весь вечер.

– Заканчивайте вахтпарад без меня, – сказал он генералам и повернул коня в сторону гатчинского замка. – Добров, за мной!

– Ужасно! Ужасно получилось, – приговаривал он, быстро шагая по длинному коридору. – А если с ним случится удар? А фон Пален что ж? – резко обернулся он ко мне.

– Строго выполнял ваш приказ, – пожал я плечами.

В приёмной императора ожидал генерал-прокурор Беклешов. Вид у него был растерянный. В руках он держал бумаги.

– Александр Андреевич, вы с докладом? – спросил Павел. – У меня сейчас неотложное дело по Саблукову.

– И у меня по нему, Павел Петрович, – сказал Беклешов, показывая бумаги.

– Что же у вас?

Павел решительно вошёл в кабинет, мы последовали за ним. Император сел за стол и приготовился писать, пододвинув к себе стопку чистых листов и обмакнул перо в чернильницу.

– Аршеневский, которого вы нынче назначили президентом мануфактур-коллегии вместо Саблукова просит отставить его от этой должности.

Павел отложил письмо, с удивлением и гневом взглянул на генерал-прокурора.

– С чего бы?

– Ездил к опальному Саблукову, вёл расследования, после наотрез отказался вступать в должность. Говорит, ничего сделать не может, только гнев ваш на себя нагонит.

– Дайте! – потребовал Павел, протягивая руку за бумагами.

– Вот, – с готовностью протянул ему листы Беклешов. – Это его прошение. А вот это – письмо с просьбой и разъяснениями от Саблукова.

Павел быстро прочёл бумаги. Лицо его наливалось кровью.

– А что ж сам-то Аршеневский не приехал?

– Гнева вашего опасается. Вот, меня умолял за дело его взяться.

– Умолял? – хмыкнул Павел и решительно сказал: – Добров, немедленно скачите к Саблукову. Верните его в Петербург. А вас, Александр Андреевич, я попрошу лично извиниться за меня. Я сейчас подпишу указ, о назначение его вновь на должность. Прошу присылать каждый день известия о состоянии его здоровья.

За Гатчиной я нагнал конногвардейский полк.

– Николай! – окликнул я Саблукова младшего. – Спешу вас обрадовать. Ваш отец помилован.

– Неужели? – глаза его загорелись. – Как это произошло?

– Много обстоятельств, – уклончиво ответил я. – Но вашего батюшку приказано вернуть в Петербург и восстановить в должности.

– Так вы к нему с приказами? Я с вами.

– А полк?

– Меня отпустят. Вы не представляете, как я счастлив! Наш император страшен в гневе, но справедлив.

* * *

Я работал в приёмной императора, разбирая корреспонденцию. Павел принимал доклады от министров, заодно готовил новые указы. В окне я увидел великолепную карету, запряжённую шестёркой высоких лошадей. Она не спеша подкатила к парадной Зимнего. На дверцах красовался герб посла Франции. Форейтор в высокой шляпе с пышными перьями правил передней правой лошадью. Кучер покрикивал, предупреждая зазевавшихся прохожих. Лакеи в красных ливреях стояли на задней подножке. Карета остановилась у подъезда. Лакеи соскочили с задка, опустили ступеньку и открыли дверцу. Из кареты вышел высокий человек с военной выправкой. Он немного прихрамывал на правую ногу. Одет был весьма элегантно, хотя заметно было, что к гражданскому платью он ещё не привык.

Вскоре я встречал его в дверях приёмной.

– Арман де Коленкур, – представился он. – Уполномоченный первого консула Франции, Наполеона Бонапарта.

Я попросил его подождать и направился в кабинет императора. Павел в этот момент строго отчитывал военного министра Гагарина.

– Что-то срочное? – недовольно спросил он, переведя гневный взгляд на меня.

Я доложил о прибытии посланника из Франции. Глаза императора вспыхнули. Он выскочил из-за стола, нетерпеливо крикнул:

– Зовите!

Арман де Коленкур, слегка прихрамывая, но твёрдой поступью прошёл в кабинет и легко, изящно поклонился. Передал императору конверт.

Щеки Павла порозовели. Он вскрыл ножиком конверт, вынул письмо. Стал быстро и жадно читать.

– Гагарин! – воскликнул радостно он.

– Я, ваше величество, – откликнулся министр.

– Я нашёл в Европе настоящего рыцаря! Что за благородство! Я восхищаюсь этим человеком!

– Простите, кем? – не понял министр.

– Бонапартом Наполеоном.

– Но он же…, Гагарин с опаской посмотрел на посланника. – Якобинец.

– Какой к черту! – Павел запыхтел от злости. – Он отпускает без всяких условий всех наших пленных, возвращает им оружие, пушки и знамёна. Всем пошито новое обмундирование за счёт французской казны. А! Каково?

Павел сердечно поблагодарил посланника за радостную весть! Тот только сдержано поклонился, заверив, что Франция всегда готова дружить с Россией.

– Добров, немедленно распорядитесь, чтобы раздобыли где угодно портрет Наполеона и повесили в мой кабинет, – приказал мне император. – И вызовите ко мне фон Палена. Сегодня же устроим праздник в честь вызволения наших воинов. Я лично буду пить за здоровье первого консула Франции.

* * *

В Аничковом дворце был устроен бал с маскарадом. Собрался весь город. Лакеи разносили на серебряных подносах шампанское и лёгкую