– А члены карточного клуба? Подождите, а этого картежника из клуба там не было?

– Да вы что? В частные клубы таких даже на пушечный выстрел не подпускают. Дворецкий составил мне список. Все действительно очень серьезные люди. Я по старой дружбе поговорил с одним из них. Владельцем конного завода. Он мне рассказал, что полковник не скрывал пистолета. Если кто-то из гостей приходил раньше назначенного часа игры, то хозяин приглашал его к себе в кабинет на аперитив, а там иногда хвастался именным пистолетом. Но в смерти полковника интереса членов карточного клуба (я перепроверил все возможные пересечения как деловые, так и личные) не было. Никакого. Но это по бумагам и по слухам. А по уму, расспросить бы их всех… Но вы же догадываетесь, что мне ответил прокурор на все эти рассуждения: «Допрашивать гостей, уважаемых людей? Брата? Да, он у них с приветом. Но разве могут эти предположения перевесить отпечатки пальцев?» Когда я попросил ордер на обыск у брата, знаете, что прокурор спросил меня: «Ты что, хочешь там найти перчатки со следами масла от патрона? Даже если это было так, то они уже давно на дне реки».

– Дворецкий?

– Теоретически – да. Хозяйственная связка ключей, и на ней – ключ от сейфа. Но дальше – никакой зацепки. Наследственный дворецкий. Всю жизнь – в семье.

– А почему вы не верите в виновность жокея?

– Об этом как-нибудь потом. Время уже позднее. А на прощание вот вам еще одно совпадение. Младший брат полковника занимался всякой ерундой, конечно, безо всякого успеха, пока старший брат не пристроил его на работу. И знаете куда? В то самое министерство внешней торговли, в котором работал несчастный чиновник с вокзала Рейнензиштадта. Они даже сидели на одном этаже. А, как я вам говорил, маленькие случайности всегда грозят нам большими неприятностями. Ладно, на сегодня хватит. Садитесь в машину, Влад отвезет вас.

– Да ладно, я пешком. Здесь два шага. Удачной поездки!

– И вам не хворать.

Текучка

Утро следующего дня сложилось буднично: ни так ни этак. Вначале секретарь сообщил, что пресвитер со священником готовы нас (он подчеркнул нас: я поеду с вами) принять завтра после обеда. Также он сообщил, что психиатр ссылается на занятость, а выписки за год действительно требуют времени, и в лучшем случае он сможет их дать к концу месяца. К концу так концу. «Будем надеяться на его честность, – ответил Пе́трович, – и оставим этот раздел моего отчета напоследок».

Он пошел к себе в кладовую, достал папку с данными персонала и принялся выверять заработную плату и социальные отчисления. Работа нудная, но необходимая. К тому же ее можно делать в полуавтоматическом режиме, что не мешает думать о чем-нибудь постороннем.

Нет, это не постороннее. Из головы не выходил вчерашний разговор. У них на меня есть компромат. И, судя по рассказу шулера, вряд ли клуб ограничился двусмысленным заключением на передел редких металлов. Они нашли на меня что-то еще. Более срамное. Если верить шулеру, то председатель (тут аудитор поднял голову и посмотрел на вытяжку, да, она ведет в подсобку уборщицы) действительно собирает на своих сотрудников самые неприглядные факты их биографий. А у Пе́тровича таких было немало. Были и интрижки на работе, и с женами клиентов, да и самими клиентками тоже. Все это не выходило за рамки обычного адюльтера, но была пара действительно неприятных случаев.

Один – как раз с женой заказчика. И прямо как под нынешний заказ. Крупный чиновник из департамента здравоохранения попросил о частной услуге проверки одного из конкурсантов, выигравшего тендер на поставку оборудования. Ему что-то показалось нечистым. Пе́трович начал выполнять эту секретную миссию и обнаружил, что в ценах на оборудование, в разделах смет на накладные расходы возникает ниша. Конечно, это могла быть некоторая «плю-валю» самого руководства компании, а могла быть и взятка[21]. Печально было то, что решающей была уже поставленная на контракте подпись самого чиновника. Конечно, тот бы мог сразу заявить, что именно из-за подозрений в нечистоплотности он и заказал секретный аудит, но тут же встали бы резонные вопросы: почему он сделал это после, а не до заключения контракта и почему – неофициально. Могло возникнуть ощущение, что чиновник недоволен суммой своего «бонуса» и решил просто наказать своих подельников.

Пе́тровича сделанный вывод удручал потому, что к тому времени он уже чувствовал себя виноватым. В процессе аудита схем поставки медицинского оборудования он наставил чиновнику рога. Тот как-то пригласил его на ужин, где к ним присоединилась молодая жена уже степенного государственного служащего. После ужина он обнаружил в кармане своего пиджака визитку «Шляпный салон фрау Клары Бопертюи». Он зашел в салон к концу следующего дня. На поверку жена оказалась гламурной особой, и, объясняя, почему она переврала фамилии героинь водевиля Эжена Лабиша («Бокардон» не звучит, это как «Мушкетон», слуга Портоса, «Бопертюи» лучше, более по-дамски, у меня же салон для дам), сразу же одарила его томным поцелуем[22]. Потом – ужин в ресторане гостиницы, уютный номер наверху, все как положено бульварному роману. Дальше случались и визиты в квартиру к чиновнику, пока тот корпел в департаменте над государственными бумагами. И однажды (это когда заключение Пе́тровича уже лежало на его столе) тот приехал домой не вовремя. Может, что-то почувствовал, а может, намекнули соседи. Или он уже представил себе, что произойдет, если подозрение о взятке выплывет. Теперь никто не узнает. Пе́трович тогда собирался как раз уходить и стоял в приемной с пальто, когда в квартиру вошел чиновник. Но никакого объяснения тогда и не требовалось. Любовник ушел, через час из магазина в слезах (что мне теперь делать?) ему позвонила фрау Клара. И она позвонила еще в больших слезах вечером, чтобы сообщить, что муж выбросился из окна. Поскольку отчет Пе́тровича лежал на столе самоубийцы, то департамент, желая погасить возможные слухи, приложил максимум усилий, чтобы закрыть это дело. И департаменту это удалось. А Пе́тровичу осталось только жить с тем, что произошло.

Сейчас к тем угрызениям совести добавилась еще мысль, что чиновник, прочитав его отчет, успел перед смертью записаться в этот треклятый клуб.

Еще один эпизод его личной жизни был не таким трагичным, но гораздо более драматичным. Одна из влиятельных семей заказала ему дело об опекунстве тети над взрослой, но еще несовершеннолетней племянницей. Пе́трович добросовестно выполнил свою работу, но в процессе этой работы ему неоднократно приходилось зажимать рот очень темпераментной тети, чтобы ее крики