Отодвинув таксиста, назойливо предлагавшего свои услуги — он вышел на площадь. Решил поехать на трамвае.

И снова — толчея, суета, шум. Много машин, таксисты и бомбилы. Все это чем-то напоминало Кабул и потому было неприятно. Рядом с ним — громко обсуждали, где должны будут в ближайшее время выбросить дефицит.

Домой он заезжать не стал. Письма он писал — а мать сразу поймет, что он был ранен. Только этого и не хватало…

С пересадкой — он поехал до нужного места. Советский Пентагон, здание Десятого главного управления генерального штаба. В СССР очень любили клеймить позором империалистов, отправлявших наемников в разные страны мира — но вся разница между нами и ими заключалась только в том, что они брали деньги за то, что мы делали бесплатно. Хотя не всегда бесплатно — у Каддафи была нефть, и он хорошо платил. Советский союз имел своих наблюдателей и советников в… восьмидесяти что ли странах мира. И всеми ими — отправкой, договоренностями с местными, получением денег (или заверений в вечной дружбе) занималось Десятое главное управление Министерства обороны СССР.

В загранку — Николай отправлялся впервые. В Афгане он был — но туда попадали не так, сначала плацкартный вагон и сине-зеленые, едва стоящие на ногах призывники, потом учебка в Чирчике, где уже прошедшие Афган сержанты и прапоры быстро выбивали дурь десантными полусапогами. Потом — вертолет — и здравствуй, Афган, страна чудес[17]. А тут — вроде как в цивильную загранку, да еще таким молодым. Обычно — офицерье годам к сорока отправлялось. За год командировки можно было накосить на кооперативную квартиру (чеками[18]).

В первом же кабинете его тормознули — нужен был комсомольский билет, а его как на грех не было. Пока искали — мурыжили два часа. Наконец Николай, отчаявшись, дал телефон, который ему сообщили «на самый крайний». Через тридцать минут — его подняли на этаж выше — начальство решило само посмотреть на «человека со связями».

— Лет то сколько? — спросил коренастый, пожилой полковник, записывая что-то в гроссбухе аккуратным, мелким почерком.

— Двадцать три…

Полковник присвистнул.

— Однако…

— Что-то не так, товарищ полковник? — вежливо спросил Николай. Отправляя его сюда, в Балашихе дали цэ-у вести себя максимально вежливо и не привлекать внимания.

— Да как то…

Полковник коротко взглянул на Николая.

— Оттуда?

— Да.

— Понятное дело. У меня сын там был…

— Жив?

— Да жив… — полковник вздохнул и продолжил — сидит…

— Как сидит?

— Как-как… В ресторане цапнулись с какими то… — полковник сделал неопределенный жест рукой — те бутылку разбили. Мой — двоих, голыми руками. Насмерть. Такой же рейнджер как ты…

— Звать как?

Полковник посмотрел на Николая.

— Да чего там… Все по закону…

— Товарищ полковник. Звать — как?

— Владимиром звать. Щеглов фамилия…

Николай сделал про себя заметку — спросить. Он немного времени пробыл в Москве… сначала, когда он шатался… после этого, в общем. Сейчас — немного дали времени, совсем немного. Но и того, что он видел — было достаточно. Москва гнила на глазах… очереди у магазинов… какие-то праздношатающиеся… таксисты… шпана всякая. У каждого магазина спекулянты, у любого «соки-воды», в которых почему-то водку продают — тоже толкутся, водка теперь есть, дорогая правда, но самогон гнать не перестали. Все поползло… как после долгой зимы, когда мокрый снег превращается в кашу и начинает проступать грязь, которая под ним скрывалась всю долгую зиму. Ему было противно… просто физически противно наблюдать такое. В Афганистане — смерть поджидала тебя на каждом шагу… но в то же время там были люди, готовые отдать за тебя жизнь. Сразу — не раздумывая, не сомневаясь. А тут… какая-то мерзкая суета. И если братишка попал — его долг вытащить. Тем более, что ментов вон, повыпускали, дела пачками пересматривают, в санатории только об этом и говорили. Пусть и братишку выпустят… нельзя так.

— Куда меня? — спросил Николай, чтобы заполнить паузу.

— А ты что, рейнджер, не знаешь? Не довели, что ли?

— Сказали — на Восток куда-то.

— На Восток… Восток — он разный бывает, юноша. Я вот крайний раз в Йемен катался… срач такой, что и не выскажешь. А тебе сходу повезло — Дамаск. Считай, африканский Париж. Туда чтобы попасть такая очередь, я тебе скажу, стоит… Так что в двадцать три года… Хотя…

Полковник посуровел лицом.

— Не один ты туда едешь. Так… здесь, значит расписывайся. Твой пакет документов. Потеряешь — не знаю даже, что и будет.

Николай вывернул пакет на стол. Билет на рейс Аэрофлота… завтра. Синий служебный паспорт, — который выдавался ему как специалисту, командированному с целью мелиорации земель на ближнем Востоке. Прикрепительный талон в физкультурную организацию — за границей комсомольских не было…

— Положено комсомольский билет сдавать, да ладно, возьму грех на душу — сказал полковник — езжай, рейнджер. И возвращайся…

* * *

Отца дома не было. Болел… лечился. Николай дал себе зарок, что съездит и проведает — но знал, что сдержать его не сможет. Да и незачем… обоим душу то рвать.

Мать… рано поседевшая, нервно перебирающая в руках недоконченное шитье — молча собрала на стол. Села напротив. Николай ел жадно… про такое говорят — смотри ложку не проглоти. Домашней стряпни он не видел несколько месяцев… хотя такие же макароны по-флотски, как и в столовке части.

— Все нормально — сказал он матери, когда тарелка опустела.

— Положить еще?

— Да не, мам, сыт я… Я ненадолго…

— Куда? — только и спросила мать — опять…

— Да не… туда больше не ногой. Дамаск, мам. Это вообще африканский Париж, цивилизованная страна. Там и воевать то не придется. Буду местным товарищам… опыт так сказать передавать. Там никаких душманов, ничего нет.

Мать резко отставила табуретку так, что она грохнулась об пол. Вышла из кухни…

Николай налил себе чая. Не выдержал, пошел следом. Мать тихо плакала, сжавшись в кресле.

— Ну что ты, мам… — он не знал, что еще сказать и что сделать — там нет войны. Зато там чеками платят. Вернусь, кооператив куплю. Семьей обзаведусь…

— Будь прокляты эти чеки… — сказала мать, и тут опомнилась, схватила за руку — прости, Господи, дуру старую… Язык как помело. Ты главное возвращайся. И вперед не лезь… найдут, кого послать. Главное — никуда не ввязывайся, обещаешь?