И вдруг… Ах, уж эти неожиданности и случайности! Порой они меняют судьбы не только людей, но и целых стран и народов! Так и на этот раз. Может, все бы сложилось так, как было задумано братьями, но внезапно из леса выбежал мальчишка, увидел прятавшегося в кустах Леха и громко закричал. Крик его был услышан в селении, из домов выскочили воины с оружием в руках и бросились в сторону Леха и Русса.

Чех на некоторое время замешкался: нападать или уйти в лес? Решил: успеет. Тем более, что стражник все свое внимание переключил на селение и являл собой легкую добычу для него. Чех собрался и прыгнул, ударив его мечом плашмя по голове. Удар был точен, воин упал наземь без звука. Тотчас он открыл легкую дверь из жердей. В углу хижины, сложившись в комочек, сидела Туснельда. Ее взгляд был устремлен на Чеха, но она в полутемноте помещения не узнала его.

— Туснельда, — громко позвал он ее, — это я, Чех. Скорее!

И тут она с радостным криком кинулась к нему. Они выскочили из хижины и метнулись в лес. Но на них набросились бургунды. Чех бился и дрался изо всех сил, но врагов было много. Его, поверженного и избитого, связали и вместе с Туснельдой бросили в хижину.

Лех и Русс между тем, видя переполох в селении, как и уговаривались заранее, бросились бежать; они не видели Чеха, но были уверены, что и он отказался от первоначального замысла и вскоре присоединится к ним. Бургунды не смогли сразу организовать погоню, и братьям удалось легко оторваться от них и уйти в заросли молодого липняка. Он был настолько густым, что приходилось где-то мечами прорубать себе дорогу.

— Давай отдохнем, — предложил Лех.

— Присядем ненадолго, — согласился с ним Русс.

— Как все нелепо получилось…

— И откуда взялся этот мальчишка в такую рань? Не спалось ему.

— Главное, шел не из селения, а из леса.

— Не иначе как грибы с утра свежие собирал.

— Наверно, за ними и бегал.

Они помолчали, вновь переживая происшедшее возле селения.

— Возвращаемся к плоту? — спросил Русс.

— Как договорились. Чех, наверно, уже ждет.

— Пошли?

— Тронулись.

Они вышли из липняка и оказались в зарослях кустарника. Едва сделали с десяток шагов, как на них со всех сторон накинулись воины, связали и бросили на землю. Братья переглянулись между собой, и каждый из них подумал одно и то же: бургунды не отступили от них, а шли по следам и, наконец, устроив ловушку, взяли в плен.

Некоторое время Чех и Туснельда сидели неподвижно, потрясенные происшедшим. Наконец Чех пошевелился, пробуя крепость веревок, посмотрел на девушку. Вид ее был жалок, разорванное платье, растрепанные волосы, на лице царапина.

— Как ты? — спросил он ее.

Она кинула растерянный взгляд на него, ответила, разомкнув спекшиеся губы и пытаясь улыбнуться:

— Меня-то не били. А вот тебе досталось. Сильно болит?

— Ерунда, терпеть можно, — храбрился он. — Малость задели, уже не больно. Но вот как вырваться на свободу?

— Не знаю. Связанными не убежишь, да еще два воина сторожат снаружи.

Они помолчали. Неожиданно она спросила:

— А почему ты пришел освобождать меня, рисковал жизнью?

— Но как же иначе? Я похитил тебя, значит, взял ответственность за твою судьбу на себя.

— И — только?

Он немного помялся, потом ответил несколько смущенно:

— Понравилась ты мне. Я всю дорогу за тобой наблюдал и о тебе думал…

— Я заметила. Но считала, что ты боялся, как бы я не убежала.

Он засмеялся тихо, будто про себя.

— Ты чего? — удивленно спросила она его.

— Пожалуй, это единственный случай, когда можно было глядеть на девушку, а она даже не могла догадаться, что ей оказывают внимание. Я тебе не надоедал?

— Нисколько. Наоборот, мне было даже приятно.

— Вот как? — искренне удивился он. — Тогда почему же ты со мной была такой букой?

— А какой же я должна была быть — ласковой? Ты похитил меня из дома, сделал пленницей, повез неизвестно куда, а я должна была за это рассыпаться перед тобой в любезностях?

Он промолчал, в душе соглашаясь с ней.

Потом сказал:

— Когда ты скрылась из избушки, я не столько переживал, что лишился пленницы, как боялся, что тебя ночью загрызут дикие звери.

— Я тогда тоже сильно испугалась. Когда убегала, не думала ни о чем. А когда оказалась одна в лесу, да еще в жуткой темноте, меня охватил такой ужас, что я села под дерево и не могла двинуться с места.

— Взяла бы да воротилась назад.

— Я не знала, в какую сторону идти.

— Ты не умеешь находить направление? Ведь ты же выросла среди лесов…

— Какие леса? Я родилась и жила в столице нашего племени, в лес выходила редко и только в сопровождении слуг. Я не знаю и боюсь лесов, особенно ночью.

— Я так радовался, что нашел тебя!

— Я это видела и поняла, что ты — добрый, очень добрый человек. Вот с этого случая ты мне стал все больше и больше нравиться.

— А сейчас ты во мне не разочаровалась?

Она качнулась и прижалась к нему. Прошептала:

— Наоборот. Ты мне стал очень дорог.

Теплая волна прошла по всему его телу. Он вдруг понял, что эта девушка стала для него самой близкой и самой желанной на свете.

Сквозь щели в хижине они увидели, что к ним направляется группа воинов.

— Что они с нами сделают? — со страхом прошептала Туснельда.

— Ничего, — спокойно ответил он. — Мы только пленники, не больше. Никого из их племени не убивали. Твоего стражника я только оглушил, он, наверно, сейчас уже отлежался.

Воины вошли в хижину. Один из них, как видно, старший, приказал им встать. Не разрезая веревок, их повели на площадь. На площади собралось все население. Посредине круга стояли десять седовласых женщин в белых полотняных мантиях, застегнутых брошью на плече, босые; в руках у некоторых были длинные, узкие мечи. Как видно, это были жрицы. Две из них вышли навстречу и, подталкивая в спины, повели к столбу, врытому в землю. Движениями мечей жрицы заставили пленников прижаться к нему и не отпускали, держа острие мечей у их грудей. Жители селения стояли вокруг на значительном расстоянии, молча и с почтением наблюдая за всеми действиями служителей богов.

— Что вы с нами хотите сделать? — спросил Чех у жрицы.

— Мы перережем вам горла и души передадим во власть нашим богам, — скрипучим голосом ответила она. — А по крови проведем гадание, чтобы узнать судьбу рода на ближайшее время.