– Ну что же спрашивай, – наконец тяжело мотнул головой Абдуррахман.

– Хорошо же, – не мешкая, откликнулся Рахматулло. – Я хочу спросить о кинжале, хиндустанском кинжале, длинном и тонком, том самом, найдённом твоими стражниками в доме Адолат. Откуда она могла достать такой кинжал? Ведь это приметная вещь, которую можно или привести из Хиндустана, либо ещё можно попросить здешнего кузнеца, дабы он выковал такой кинжал на заказ…Скажи мне, почтенный кадий, тебе удалось доказать, что Адолат бывала в Дели или, например, в Гуджарате? Тебе и твоим стражникам удалось найти кузнеца, выковавшего для неё подобный кинжал? Или, может быть, вы отыскали человека, который привёз ей такой кинжал из самого Хиндустана?

– Нет, – после лолгого молчания проронил кадий Абдуррахман. – Нам не удалось установить, бывала ли эта женщина в Хиндустане и кто передал ей такой кинжал. Но, – ухватился за спасительную мысль судья. – Таким человеком мог быть ты, о, многомудрый бухарец. Ведь ты бывал в Хиндустане и вполне мог привести ей оттуда такой кинжал.

– Возможно, – отозвался купец. – Но при въезде в Самарканд меня обыскивали, и никакого кинжала при мне не нашли. Можешь опросить всех стражников в городе. К тому же, как ты сам утверждаешь, я угодил под колдовские чары Адолат только по приезде в Самарканд. А до своего приезда в город откуда, скажи на милость, я мог знать, что Адолат совершает убийства во имя таинственных хиндустанских джиннов? И, наконец, – продолжал защищаться Рахматулло. – Именно твои стражники, схватив меня, пытались обвинить в том, что я убил Шерзода именно тем кинжалом, найденным затем в доме вдовы. Но как я мог успеть спрятать кинжал в доме, если выйдя из медресе, я сразу направился на базар и там, каюсь, затеял перепалку с дервишем, после чего был схвачен и уже всё время был на виду у стражников и прочих горожан? Или, кто знает, у тебя есть свидетели, видевшие меня возле дома Адолат, во время, последовавшее между убийством Шерзода и дракой, затеянной мной на базаре?

– Не нужно выдавать, купец, свои собственные измышления за мои доводы об убийстве, – скривился кадий. – Адолат вполне могла околдовать тебя ещё в Бухаре… на расстоянии.. А ты способен был убить Шерзода раньше, а затем вернулся в медресе второй раз, изобразив свой гнев и желание отомстить. Далее, Шерзода могла заколоть твоя подельница Адолат, в то время пока ты ошивался около медресе Улугбека, стараясь попасться людям на глаза, а после она спокойно вернулась домой…

– Спокойно вернулась домой, – поддразнил Абдуррахмана бухарский купец. – А после не избавилась от орудия убийства. У неё возле дома пруд – одно движение, и кинжал никто бы никогда не нашёл. Тем более, она наверняка узнала от людей на базаре, что я схвачен… Нет, кадий, – возразил Рахматулло. – Не отыскать тебе доказательств, что я передал вдове Адолат этот кинжал. С таким же успехом ты мог бы утверждать, что орудие убийства ей мог передать любой человек, присутствующий здесь, на этой площади! Или я мог бы утверждать, что кинжал ей подбросиили твои стражники, в то время, когда я был схвачен и томился у них под замком, и не мог её защитить! – решительно закончил он под одобрительные возгласы толпы.

– Не забывай, Рахматулло! – сурово одёрнул его кадий Абдуррахман. – Не забывай, что речь у нас идёт не об обычном преступлении, но о колдовстве, и что названная Адолат прибегала к помощи джиннов. Эти джинны вполне были способны изготовить для неё кинжал путём чародейства, либо даже перенести твою ненаглядную Адолат в Хиндустан по воздуху, и их тамошние подручные выковали этот кинжал для неё!

– Речь идёт о колдовстве? Ты так полагаешь, почтенный Абдуррахман? – с преувеличенной серьёзностью принялся сыпать вопросами бухарский купец. – Кинжал мог быть создан при помощи уловок джиннов? Джинны могли перенести Адолат в Хиндустан по воздуху? Нет, я охотно верю всем этим твоим речам, но только недоумеваю… А почему в таком случае сии джинны не уничтожили кинжал после совершения убийства, таким же, как ты говоришь, путём чародейства? Почему не стёрли с него пятна крови? Почему не помогли своей пособнице спрятать кинжал получше? Почему, наконец, они не могут сейчас перенести Адолат по воздуху в Хиндустан, в Хотан или в Эдирне, подальше от твоего суда и стражников?! – уже откровенно насмехался Рахматулло, вызывая хохот в толпе. – Вот ты говоришь, что она зналась с джиннами, – продолжал он серьёзнее. – Но как она вызывала их? Разве твои люди нашли в её доме некую колдовскую книгу или изображения богомерзких хиндустанских идолов? Или…

– Хватит, купец! – резко заявил кадий. – Ты обещал мне задать один вопрос, но ты задал их множество. И все твои вопросы не умерили мою решимость предать эту женщину смерти!

– Погоди, кадий! – в запальчивости выкрикнул Рахматулло. – Я не закончил!

– Не закончил! – сердито бросил кадий. – Чего же тебе ещё надобно?!

– Пусть говорит! Говорит! – шумели люди. – Дай ему сказать, кадий!

– Я непременно представлю тебе сегодня же свидетелей, способных доказать невиновность вдовы Адолат, – заговорил, между тем, Рахматулло немного спокойнее. – Но перед этим я бы хотел рассказать вам всем, о, добрые мусульмане, сказку.

3

– Сказку! – не смог удержаться от смеха кадий. – В своём ли ты уме, бухарец! Вы слышали, правоверные, он собирается потешить нас сказкой!

– Почему бы и нет, – не уступал Рахматулло. – Я не так давно приехал в Самарканд, но уже слышал здесь немало сказок: о купце, отправляющемся в Мекку, о развалинах дворца нечестивого шаха Афрасиаба, о мечети Биби-ханым, о джиннах, летающих по воздуху, – озорно подмигнул он кадию Абдуррахману. – Почему бы мне самому не сделаться рассказчиком?

– Действительно, – подхватил кадий Абдуррахман, не скрывая хохота. – Открою тебе великую тайну, я всё, сказанное тобой сегодня здесь, воспринимаю не иначе, как сказку! И ежели приглашённые тобой свидетели, такие же сказочники, как и ты, я охотно их послушаю… А до захода солнца время ещё есть. Так что, бухарец, можешь начинать!

– В одном городе, расположенном в мире ислама, скажем, в персидском Исфахане жил некий человек, – заговорил купец Рахматулло. – И была у этого человека сварливая и зловредная жена. Сия женщина, однако же, претворялась перед мужем благонравной и богомольной, И однажды сказал себе человек: « У меня такая благочестивая жена, идущая по стезе Аллаха! Как же я до сих пор не побывал в Мекке и не поклонился Чёрному камню?!» Помыслив так, исфаханец отправился в паломничество в священный город. Но, отойдя от родных мест совсем немного, человек вспомнил, что забыл дома деньги, которые он собирался раздать