Бен преподавал восьмиклассникам обществознание, а еще тренировал школьную команду по футболу. Когда он рассказывал о своих учениках, можно было подумать, что однажды этот человек станет отличным отцом. Однако же по его отношениям с женщинами впечатление складывалось противоположное. Ни с одной девушкой он не встречался дольше пары месяцев, а расставания всегда объяснял примерно так: она слишком много трындит, у нее странные ступни, она каждый день хочет разговаривать по душам. Поневоле подумаешь, что в плане спутника жизни мой брат – не слишком хороший выбор.

Старший брат Аарон по натуре был добрее и деликатнее Бена. И ранимым показаться не боялся. Зато Бен всегда отвечал на мои звонки, а Аарон мог надолго исчезнуть, вечно отменял планы в последнюю минуту, не снимал трубку. Объяснял он это тем, что очень занят на работе (Аарон – психотерапевт), но лично я подозревала, что он страдает депрессией и периодически впадать в спячку для него – способ выжить.

Аарон приехал вместе с Хейли, своей давней подружкой. Она тоже была еврейкой, правда, по ее словам, в культурном, а не в религиозном смысле. Выросла Хейли в Вестчестере, штат Нью-Йорк, потом училась в колледже в Массачусетсе, там они с Аароном и познакомились. Сейчас Хейли работала в детской балетной студии. Они с Аароном встречались уже так давно, что у меня даже появились к ней какие-то смутно нежные чувства. Следовало отдать Хейли должное, она была очень преданным человеком, особенно в отношении моего брата. Но выносить этот ее натужный позитив дольше двух часов кряду я была не в силах. Тем более что она обожала давать непрошеные советы.

По идее Хейли, заботливая всеобщая мамочка должна была идеально подходить Аарону, но порой я замечала, что она его раздражает. Например, когда отвечала на вопросы вместо него или выдавала свое личное мнение за их общее: «Мы стараемся не употреблять искусственные подсластители» или «Мы все новости узнаем из Твиттера». Брат в такие моменты всегда менялся в лице – стискивал зубы и недобро прищуривался. Однако же они с Хейли все еще были вместе – с девятнадцати лет!

Познакомились они на втором курсе Гарварда и с годами буквально проросли друг в друга.

К обеду Хейли явилась, как всегда, в платье до пола и с собственноручно приготовленным десертом.

– Лимонно-йогуртовый пирог, – объявила она, вручая блюдо Монике. – На греческом йогурте.

– Пирог из йогурта! Гадость какая, – буркнул Бен на ухо Су Минь.

– Не вредничай, – с усмешкой прошептала та в ответ.

Братья всегда приезжали на семейные ужины вместе с подругами. Аарон – с Хейли, Бен – каждый раз с какой-нибудь новой. И только я вечно являлась одна – без партнера, спутника, второй половинки. Родня, должно быть, считала, что у меня за всю жизнь так никого и не было. Вот бы они удивились, узнав, как у меня на самом деле обстоят дела на личном фронте.

И все равно я ненавидела семейные посиделки именно из-за этого. Из-за того, что всегда приезжала на них одна. В то время как другие являлись с личным эмоциональным щитом.

Все сидели в гостиной, пили вино, ели закуски и делали вид, будто отлично проводят время в обществе друг друга. Хейли рассказывала новости из балетной студии: новый директор, новая учебная программа, – а остальные энергично кивали. Самое лучшее во вторых половинках было то, что они зачастую разряжали напряжение, царящее между нами, родственниками.

– Су Минь, – встряла Моника, устав слушать Хейли, – расскажи нам о медицинском факультете.

– Ну, технически я там уже не учусь, – ответила Су Минь. – Я сейчас в ординатуре. Тяжело приходится, но это того стоит.

– И каким врачом ты хочешь стать?

– На самом деле, врачом я уже стала. А в конце обучения получу диплом гастроэнтеролога.

Судя по выражению лица Су Минь, ее постоянно донимали такими вопросами.

– Повезло тебе, Бен, – ухмыльнулся Аарон. – Наконец кто-то займется твоим раздраженным кишечником.

– Она не любит шутки про пердеж. – Бен обнял Су Минь за плечи.

– Должно быть, тебе довелось повидать немало людей, страдающих от рака кишечника, – сочувственно вздохнула Моника.

– Бывало. Но вообще мы занимаемся самыми разными заболеваниями. – Су Минь обернулась ко мне. – Лея, твой брат сказал, ты писательница?

– Вроде того, да, я пишу.

– И сейчас работаешь над книгой?

– Ага.

– Правда? – ахнула Моника. – А я и не подозревала.

Я обернулась к ней.

– Как и все мои однокурсники. В конце обучения у каждого должна быть готова рукопись книжного объема.

– И что ты будешь с ней делать?

– Пойму, что именно у меня получилось, и прикину, какому агенту лучше послать материал. В общем, постараюсь напечатать.

– Класс, Лея. Очень здорово, – улыбнулся Аарон.

– Думаю, Лея, тебе надо поговорить с парнем Кристины Стивеном, – встряла Моника. – Он мог бы подсказать тебе, как лучше строить отношения с издательствами. Он ведь постоянно берет интервью у разных писателей для WGBH.

– Возможно, – отозвалась я. – Но вообще-то это делается не так. Сначала нужно найти агента, с издательствами контактировать будет он, а не я. В университете нас уже кое с кем познакомили.

– Что ж, похоже, ты сама знаешь, что делать. – Моника встала. – Пойду посмотрю, как там индейка.

Я вытащила телефон и стала делать вид, будто набираю кому-то сообщение.

– А мы в читательском клубе только что закончили обсуждать «Красный шатер», – снова защебетала Хейли. – Считаю, каждая женщина просто обязана его прочесть. Лея, что ты о нем думаешь?

– Я еще не читала, – буркнула я.

И покосилась на отца, который за все время не произнес ни слова. Просто сидел и смотрел в пространство. Лицо сосредоточенное, будто он мысленно перемножает трехзначные числа. Впрочем, возможно, именно этим он и занимался.

До ухода мамы дела у нас в семье обстояли лучше. Бен говорит, не лучше, а иначе, но это потому, что ему слишком тяжело вспоминать.

У меня и самой есть воспоминания, о которых я никому не рассказывала. Записывать их я тоже не стала. Слишком хорошо знаю, что в таком случае происходит с картинками из памяти. Они всегда меняются. Часть эмоций непременно стирается. И образ, запечатленный в тексте, никогда не выглядит так же полно, так же глубоко, как тот, что живет у тебя в голове. А я не хочу терять детали воспоминаний о маме.

Зато какие-то другие моменты я постоянно записываю и переписываю, потому что это единственная имеющаяся у меня история. Например, ее особый запах – пахло от нее всегда очень приятно. Пудрой и чем-то неуловимо весенним. Этот аромат чувствовался в ее шкафу, исходил