Папа отложил вилку, поправил тарелку, чтобы она стояла точно посередине пластикового коврика.

– Мы хотим вам кое-что сказать, – с трудом переводя слова на язык жестов, начал папа.

Дот тискала бутылку кетчупа, стараясь побольше выдавить к себе на тарелку. Я похлопала ее по колену и показала на папу. Она тревожно вскинула глаза, поняла, что дело не в ней, и с новой силой набросилась на бутылку. Красная жижа хлынула на стол.

– Идиотка, – пробурчала Соф.

– Мы хотим вам кое-что сказать, – не моргнув глазом повторил папа. – Кое-что важное.

– Вы только не волнуйтесь, – добавила мама. Глубокая морщинка между бровями говорила о том, что у нее самой сердце не на месте.

– Вы что, разводитесь? – осведомилась Соф; кусок сосиски, который она несла в рот, так и повис в воздухе. – Потому что все время ругаетесь?

Мама и папа виновато переглянулись.

– Мы не все время ругаемся, – сказала мама.

– Что случилось? – знаками спросила Дот. Она почувствовала напряжение, но не могла уследить за разговором.

– Мама и папа разводятся, – знаками (в кои веки) объяснила Соф.

Дот всплеснула красными от кетчупа руками, со стуком выронив нож и вилку.

– Софи! – прикрикнул папа. – Мы этого не говорили.

– Почему вы разводитесь? – взволнованно замахала руками Дот, у которой теперь и лицо было вымазано кетчупом. – Папа делал секс с другой тетей?

– Что? О, Господи! Нет! – ответила мама.

– Мы не разводимся! – сказал папа. – Я потерял работу, вот и все.

У меня отвисла челюсть. Про денежные трудности я знала, а про это – ни сном ни духом. Папа безработный?

В голове не укладывалось. Дот потянула меня за рукав. Теперь красные отметины появились и на нем.

– Папа потерял работу, – знаками объяснила я. Дот с облегчением вздохнула и снова взялась за свои приборы.

– Тебя уволили? – спросила Соф. – А за что? Ты потратил чужие деньги?

– Ты делал секс с начальницей? – заинтересовалась Дот.

Папа обреченно вздохнул.

– Да не уволили меня. Наша фирма слилась с другой фирмой, и я оказался лишним.

– А когда ты получишь другую работу? – быстрыми знаками спросила Дот. – Завтра? Или послезавтра? Или послепослезавтра?

– Не знаю, – пожал плечами папа, глядя, как Дот перемешивает пюре с кетчупом и раскладывает кучками по краю тарелки.

– Прекрати играть с едой! – сделала ей замечание мама.

– Это облака, – ответила Дот.

– Красных облаков не бывает, – знаками возразила Соф.

– Бывает. Когда рассвет. – Дот вызывающе вздернула подбородок. – А у меня на тарелке как раз рассвет, и сосиске это очень нравится, – она вырезала на сосиске улыбку.

– Что за месиво ты устроила, – покачала головой мама.

– Красивое месиво, – расплылась в улыбке Дот и показала маме тарелку. Там плашмя лежала сосиска и улыбалась облакам из кетчупа.

– Замечательно, – сказала мама. – А теперь сядь и ешь как следует. Будь умницей.

Папа встал взять еще сосисок.

– Что-нибудь обязательно появится. Здесь полным-полно юридических фирм. Я уже начал обзванивать. С деньгами какое-то время будет туговато, но мы справимся.

– А если не справимся, всегда можно перезаложить дом, – заметила я. Мама изумленно вскинула брови. – Высвободить дополнительные фонды, – пояснила я, кивая с умным видом.

– Да, – папа с уважением посмотрел на меня. – Точно. Или мама найдет работу.

Он сказал это без задней мысли. И положил маме на тарелку сосиску. Мамины зеленые глаза мигом стали размером с блюдце.

– Ни за что!

– Но…

– Ни за что, – повторила мама. – Я работаю дома. Здесь. С девочками. Ты потерял работу, ты ее и ищи.

Папа взирал на маму. Мама сверлила папу гневным взглядом. Мы с Соф переглядывались. Одна Дот безмятежно уплетала свой обед. Сосиску она оставила напоследок. Когда пришел ее черед, Дот взяла сосиску в руку, держа перед лицом, торжественно помахала ей рукой, прощаясь, и откусила сосиске голову.

Макс не позвонил после обеда. И вечером, когда я была в ванной, не позвонил. Я уже в пижаме растянулась на полу в своей комнате и пыталась доделать домашнее задание по французскому, без особого, впрочем, успеха. И все тормошила телефон – ты вообще живой или как?! И он вдруг пискнул. Я взвизгнула.

Сообщение!

Я перевернулась на спину, подмяв под себя все французские глаголы, которые надо было выучить к завтрашней контрольной. Жить. Любить. Смеяться. Умереть.

«Завтра у меня дома после школы?»

Фантастика. Просто фантастика! Я зажмурилась, посидела так, снова перечитала сообщение. Да. Так и есть – Макс Морган пригласил меня к себе домой. Одну меня. Записать бы его слова золотым лучом прямо на небе! Но надо сочинить ответ. Я в задумчивости уставилась на абажур. Ответ должен быть идеальным. То есть ты не думай, Стюарт, это, конечно, нет. А как иначе! Мама ни в жизнь не отпустила бы меня в гости к мальчику, ни за что и никогда. Да, но какие слова подобрать для ответа? Можешь считать меня пустышкой, но я не хотела, чтобы Макс потерял ко мне интерес, пусть даже его брат нравился мне куда больше.

Я напечатала несколько слов. Удалила. Начала сначала. Стерла и это. Вырвала листок из тетрадки по французскому, и после десяти минут мучений на свет появился ответ, которым я осталась довольна. Плюс семнадцать моих подписей и портрет зубастого кролика – единственное, что я умею рисовать.

В ответе говорилось, что завтра я занята, но готова, мол, встретиться с ним как-нибудь в другой раз. И только я собралась нажать на кнопку и отправить сообщение, как большие напольные часы пробили девять.

– Папа! Пап? Top Gear начинается.

Тишина.

– Пап? – Я оставила телефон и вышла в холл. Из-под двери кабинета пробивался свет, я повернула ручку. – Top Gear сейчас…

Папа сидел за компьютером, уставившись в монитор отрешенным взглядом. Перед ним на столе лежала папка, раскрытая на странице, сплошь исписанной его рукой. Холдсворт и сын. Мэнсон. Лей-тон Вест. Там было еще штук двадцать названий юридических фирм, и почти половина из них были помечены крестом.

– Top Gear начинается, – сказала я, тронув его за руку.

Папа зевнул, потянулся.

– Запиши мне ее, Зои. Потом посмотрю. Я сейчас занят.

Я решила, что это он про работу, но папа двинул мышку, и на экране появилась фотография – комната, битком набитая народом, дым столбом и девушка, запрыгнувшая на руки к мужчине. Ноги задраны к потолку, голова запрокинута назад, и каштановые волосы (в точности как у меня) касаются сверкающих башмаков мужчины. А он хохочет во весь рот и наклоняет ее к полу сильными руками.