Известно, что в первой трети XIV в. Ростовское княжество было поделено на две половины между сыновьями Василия Константиновича Ростовского: Сретенская половина досталась Федору Васильевичу, а Борисоглебская — Константину Васильевичу. Относительно Сретенской половины Ростова среди историков идут споры — была ли она присоединена к Москве в XIV в., при Иване Калите, либо позже — в XV в. при Василии Темном. Во всяком случае, в 30—40-х годах XV в. в Ростове уже сидел великокняжеский наместник. В 1474 г. ростовские князья продали Москве вторую Борисоглебскую половину.

Какова была судьба архива ростовских князей? По общему правилу архивы присоединенных княжеств вывозились в Москву. Их материалы на первых порах использовались для различных справок. Однако дальнейшая история подобных собраний времен удельной раздробленности была достаточно печальной. Практически все они не дошли до нас. Если московские князья внимательно хранили свои документы, то к бывшим княжеским архивам отношение было весьма прохладным. Когда исчезала потребность в них на первых этапах вхождения этих регионов в состав московских владений, на них смотрели как на нечто не важное.

Но среди служителей княжеских канцелярий находились интересующиеся историей книжники, которые, заглядывая в эти архивы, использовали их материалы для своих интересов. Именно на это указывал автор «Повести о битве на Калке» в составе Тверской летописи, когда вставил в нее рассказ об Александре Поповиче, «описаніа налѣзше», то есть найдя соответствующий текст. Так в итоге, именно с момента окончательного вхождения Ростовского княжества в состав единого государства, в летописях с последней четверти XV в. появляются сначала краткие, а затем более пространные известия об Александре Поповиче.

Насколько они достоверны? В этой связи напомним важный вывод историка древнерусской литературы И.П. Еремина (1904–1963): «Древнерусского автора, когда он брался за изображение жизни, заботила прежде всего достоверность изображаемого. И если он не всегда ее добивался, это обстоятельство свидетельствует только о временном нарушении принципа, а не об отказе от него; подчас ему изменяла память, иногда он сознательно умалчивал о фактах, когда это ему почему-либо было нужно, иногда тенденциозно искажал факты, когда это диктовалось ему теми или иными соображениями. Но он редко выдумывал факты, верный своей задаче достоверно описать то, что было»[96]. Все это приводит нас к выводу о реальности фигуры Александра Поповича и связанных с ним событий[97].

Глава 4

КОГДА ПРОИЗОШЛА БИТВА?

Уже при первом знакомстве с летописными известиями о битве на Калке нетрудно заметить, что они по-разному датируют ее. Это характерно как для древнейших, так и более поздних летописей.

Лаврентьевская, Троицкая, Воскресенская, Типографская летописи, Владимирский летописец и Хронограф редакции 1512 г. датируют сражение 6731 г. «от сотворения мира». Как известно, разница между стилем «от сотворения мира» и привычным нам «от Рождества Христова» составляет 5508 лет. Вычитая указанную цифру, видим, что, согласно этим летописям, сражение состоялось в 1223 г.

В то же время Ипатьевская, Новгородские первая и четвертая, Новгородская по списку П.П. Дубровского, Новгородская Карамзинская, Псковские первая и вторая, Софийская первая, Тверская, Авраамки, Симеоновская, Львовская и Ермолинская летописи относят это событие к следующему, 6732 г., то есть 1224 г.

Никоновская летопись, в отличие от перечисленных выше, полагает, что сражение произошло в 6733 (1225) г., а Рогожский летописец считает, что оно состоялось в 6734 (1226) г.

Несколько особняком стоит известие Густынской летописи, относящей поражение половцев и их обращение к русским князьям к 6732 (1224) г., а поход князей и битву на Калке к 6733 (1225) г.[98]

Также непонятна и точная дата сражения. Лаврентьевская, Тверская и Густынская летописи датируют его 30 мая, при этом первые две указывают, что в этот день отмечалась память святого Еремия. Новгородская первая и Псковские первая и вторая летописи относят битву к 31 мая, а первая из них уточняет, что в этот день отмечалась память святого Еремия.

Однако большинство летописцев считало днем битвы 16 июня без указания дня святого (Троицкая, Никоновская, Новгородская четвертая, Новгородская Карамзинская, Новгородская по списку П.П. Дубровского, Софийская первая старшего извода, Воскресенская, Авраамки, Львовская, Ермолинская летописи). В Типографской летописи встречается еще одна дата — 16 июля.

На этом фоне составители нескольких летописей, не зная, какую из дат выбрать, предпочли не ставить никакого числа (Ипатьевская, Симеоновская летописи, Хронограф редакции 1512 г., Степенная книга).

Посмотрим, как датировали битву отечественные историки. В.Н. Татищев (1686–1750) относил битву к 16 июня и приурочивал ее к пятнице: «Сия так тяжкая и неслыханная на Ру-скую землю победа случилась иуниа 16 дня в день пятниш-ный». Эти события он изложил в статье за 6732 (1224) г.[99]Эту же дату принимала и Екатерина II в своих «Записках касательно российской истории»[100].

Вместе с тем В.Н. Татищев не заметил, что указание на пятницу 16 июня ведет нас к 6731 (1223) г. Это отразило колебания историка относительно даты сражения. В другом месте своей «Истории» он говорил о гибели половцев «в 1222-м году в бою с татары на реке Калка». Но при этом тут же, в перечне великих князей, зафиксировал: «Мстислав III, сын Романа смоленского, князь великий 1214-го убит на Калке от татар 1225-го»[101]. Неудивительно, что в своем «Лексиконе российском историческом, географическом, политическом и гражданском» историк предпочел не ставить последние две цифры года сражения на Калке: «Калк, река, на которой несчастливая битва великим князем Мстиславом киевским с татары в 12.. году учинилась»[102].

М.М. Щербатов (1733–1790) признал годом битвы 1223 г., но не решился указать конкретный день сражения[103]. Причиной этого стало то, что по юлианскому календарю пятницей являлись как 16 июня 1223 г., так и 31 мая 1224 г.

Н.М. Карамзин (1766–1826) отдал предпочтение дате Новгородской первой летописи — 31 мая 6732 (1224) г., отказавшись от ошибочного, на его взгляд, свидетельства Лаврентьевской летописи, датирующей сражение 30 мая 1223 г. Поводом для этого стало упоминание святого, память которого пришлась на день битвы: «В Воскресен. и других летописях поставлено здесь 16 июня, но в харатейной Новгородской 31 маия; и в Троицкой то же число: „се ся зло сключи месяца… Еремия“ — надобно дополнить: „маия, на память св. апостола Ермиа“ — следственно 31 маия. В некоторых летописях прибавлено: „в пяток“: так и было в 1224 году»[104].

Благодаря этому простому аргументу, с датой, предложенной Н.М. Карамзиным, согласились последующие исследователи XIX в. Д.Н. Бантыш-Каменский (1788–1850), М.П. Погодин (1800–1875), Н.А. Полевой (1796–1846) и Н.С. Арцыбашев (1773–1841)[105]. Их авторитет привел к тому, что 31 мая стала общепризнанной датой сражения