— Так вы … вас … двое? — уточнила я, а когда поняла, как странно это прозвучало, дополнила: — Васкесов…

— В некоторых семьях, лея, бывает по несколько детей, — не отрываясь от своего занятия, ехидно заметил он.

— Логично … — я кивнула. — Трое?

С силой хлопнув себя по правой ноге, Энтони посмотрел на меня исподлобья.

— Четверо?

Он выгнул бровь, и я спешно добавила:

— Чем больше Васкесов, тем лучше!

Менталист выпрямился и, сложив руки на груди, протянул:

— Что вы говорите?

Свет от кристаллов упал на черный перстень мага, на миг вспыхивая фиолетовыми искрами, и я сощурилась, припоминая брошенную лэрдом Кристианом фразу. Перстень — это своеобразный маячок. Выходит, лэри не просто так пришла ко мне? Она шла на артефакт Энтони!

— Конечно! Такой … славный древний род … — я запнулась и, не сдержав довольной улыбки, закончила свою мысль: — Вот лэри Ракель вам его сейчас и увеличит! Она ведь по вашу душу ко мне приходила, да, лэрд Васкес?

— Нас двое, — недовольно скривившись, уронил менталист.

Настроение у меня подпрыгнуло до самых небес. Даже то, что маг мне сначала не поверил, а затем устроил так называемую эмоциональную встряску, уже почти меня не возмущало. Ненормальная лэри — невеста Энтони. Жизнь многократно отомстила менталисту сама!

— Вы такая красивая пара! — нарочито восторженно заметила я и закрыла рот руками — запрещая себе смеяться. Только вышло у меня ровно наоборот, даже слёзы из глаз потекли, а всё Тони — такое у него было обиженное на лице выражение.

Но долго радоваться он мне, разумеется, не дал. Как же это возможно? Над ним, великим и ужасным — и смеются! Васкес-второй мотнул головой, хмыкнул и решительно двинулся в мою сторону.

Памятуя недавнее прошлое — точно так же он наступал, прежде чем на меня наброситься, я тут же перестала смеяться и попятилась.

— Смешно? — остановившись в шаге напротив, холодно спросил он у меня.

— Уже не очень…

— И это правильно. Неразделенная любовь менталиста, в данном случае менталистки, это совсем не смешно, лея. Это болезнь. Вам расскажут.

Даже так?

— Извините…

— Мы надеялись, что это пройдет. Но … не проходит. Ракель не принимает отказа уже несколько лет.

Да, пожалуй, жизнь ему отомстила даже слишком. Я уже через пару минут общения с этой невестой бежать хотела, а Тони она несколько лет преследует. И наверняка никакой жизни ему не дает, отгоняя от любимого всех симпатичных девушек в зоне видимости. Я это на своем примере увидела.

— Мне очень вас жаль, — искренне заверила его я.

— О, поверьте, мне тоже очень, очень вас жаль, лея, — саркастично ответил Тони.

— Меня? — растерялась я.

— Вас-вас, Фелиция, — довольно, даже с видом победителя, улыбнулся он. — Стать объектом неприязни и ревности менталистки… древнего, славного и очень богатого рода … я вам не завидую.

— Что?

— Она ведь видела не только то, как вы отлупили меня своей обувью, но и за что вы меня отлупили.

И тут-то я поняла, что дела мои плохи. Богиня, не одно, так другое, и всё наперекосяк!

— Ну что вы, не нужно так пугаться, — вкрадчиво шепнул Энтони мне на ухо.

А когда он успел ко мне наклониться?

— Я вам помогу, — радостно пообещал он.

Интуиция у меня всегда отменно работала, а потому я сощурилась и недоверчиво на него посмотрела:

— Неужели?

— Как менталист менталисту, — ярко сверкнули его глаза.

Я наклонила голову к плечу:

— Ваши условия?

— Я решаю вопрос с Ракель, а вы никому не рассказываете о том, что тут только что было.

Ага, боится Тони, что получит нагоняй за примененную ко мне эмоциональную встряску. Но ссориться мне с ним всё равно не с руки. Лучше иметь одного менталиста на своей стороне, чем сразу двоих — против. Я тяжело вздохнула.

Васкес второй протянул мне ладонь.

— Сделка? — тихо спросил меня он.

Да и не так уж мне было противно …

— Сделка, — решила я и скрепила данное менталисту слово рукопожатием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Таинственное Управление, где менталисты денно и нощно творили свои магические дела, было настолько таинственным, что ни у входа, ни в длинном мрачном коридоре, ни даже у лифта первого этажа — вот уже где в госучреждениях сбивался народ — никого не было.

Я повертела головой по сторонам: ни одной таблички на дверях, никаких лотков для свежей прессы, только обитые до середины темным деревом стены, и невразумительного цвета ковровая дорожка, заглушающая звуки наших с Тони шагов.

— Может, быстрее будет пешком? — посмотрела я на Энтони — он гипнотизировал табло над дверями лифта, как будто от этого кабина бы пришла быстрей.

Четыре этажа, даже если нам на последний, я бы предпочла размять ноги. Вдвоем… в узкой кабинке … еще застрянем, не дай Богиня… Меня передернуло от этой мысли, а Тони покосился на меня и ехидно сообщил:

— Если вы не заметили, я хромаю. Нога у меня болит, лея, — скорчившись, потер он ногу, правую — а пнула-то я по левой, и снова уставился на светящееся табло.

Вот … врун! Негодяй и нахал! Нога у него болит! Мало того, что набросился на меня со своими… со своим языком! Он даже не извинился, а теперь ещё и виноватой выставляет?!

— Вы что-то хотели сказать, лея Гарсиа? — почти нежно уточнил он у меня.

Спокойно, Фелиция. Не поддаемся! И не расшатываем наш и без того шатающийся, хрупкий как стеклянная тара лея Родригеза, мир. А вернее — перемирие.

— Д-д-да, — я буквально слышала, как скрипят мои зубы, от этого «да».

— Говорите, — с королевским видом дозволил менталист.

На табло горела двойка. Еще немного — приедет лифт, а мы с Тони окажемся в замкнутом пространстве. Одни.