лишь одеяло валяется в ногах, и рубашка висит на крючке для одежды, рядом с курткой. Стоп. Рубашка? С курткой? Ит быстро встал на ноги, и, на ходу одернув майку, вышел в кают-компанию. Света не было, но Иту он не потребовался — звук, едва слышный, раздался снова, и Ит кинулся к двери каюты Рэда, которая, по счастью, оказалась открыта.

Дальнейшая оценка ситуации не потребовала ни секунды — как только свет включился, Ит понял всё мигом, и, не поворачиваясь, крикнул:

— Быстро все сюда! Рыжий, укладку! 1/12!

Скрипач, разумеется, финишировал первым, и, кажется, тоже сориентировался почти мгновенно.

— Лин, выведи его, — приказал он. — Выведи на улицу, в кокпит, пусть придет в себя. Быстро! Да быстрее ты, тут места нет совсем.

— Там холодно… — растерянно начал Лин, но договорить ему Скрипач не дал — он рывком поднял Пятого с пола, дотащил до двери, и буквально впихнул в руки Лина, который еле успел его подхватить — на ногах Пятый стоять не мог. — Возьми одеяло, и на улицу, — повторил он.

— Но что случи…

— Не знаю, — не оборачиваясь, ответил Скрипач. — Уйди, не мешайте!

Ит в это время работал — шесть датчиков на основных отведениях, синтез запущен, данные уже идут на налобник, который Ит надел тут же, как только укладка оказалась рядом с ним.

— Четырнадцать? — спросил Скрипач с надеждой.

— Ноль девять, — Ит на секунду поднял голову. — Девяносто, падает.

— Чёрт…

Этот короткий диалог звучал бы иначе, если бы говорили обычные люди, но медики Санкт-Рены в экстренных ситуациях использовали короткие коды — потому что назвать цифру «14» проще, чем сказать «сочетанная травма», а ответить «ноль девять» уж точно короче, чем произносить «острый коронарный синдром». «Девяносто» расшифровывалось как уровень сатурации, и закономерно, что Скрипачу эта цифра совсем не понравилось. Мало. Мало, и уходит ещё ниже.

Самым паршивым в этой ситуации было то, что Рэд находился в сознании — полшага до болевого шока. Восковое, бледное, мокрое от пота лицо, частое, прерывистое дыхание, блуждающий стеклянный взгляд. На правой руке — остатки засохшей органической орто-поддержки, на левой ноге — тоже, на ребрах справа — не успевшие толком зажить ссадины, и видно, что три ребра сломаны. На маленьком столе в темном углу каюты Ит успел заметить блок синтеза, и кучу использованных органических же ампул — сплошь обезболивающие и стимуляторы, причем самые дешевые и скверные. В таком количестве, что становилось дурно от одной мысли, что это всё можно загонять себе, и при этом делать вид, что всё нормально…

— Рэд, — позвал он. — Вы меня слышите?

Рэд с трудом сфокусировал взгляд — расширившиеся чуть не на всю радужку от боли зрачки — и едва слышно ответил:

— Д… да…

— У вас сердечный приступ, — максимально спокойно произнес Ит. — Сейчас мы вас седируем, оставаться в сознании и терпеть боль небезопасно.

— Нет… подождите… — дыхание сбивалось, говорить Рэду было явно очень сложно. — Ли…

— Что — Ли? — не понял Ит, но в этот момент перед лицом Рэда засветился визуал.

— Ли… дрейф… — выдохнул Рэд. Снаружи раздался уже хорошо знакомый им звук — грот опускался, втягиваясь в гик; визуал мигнул и растаял. Рэд в изнеможении закрыл глаза.

— Ит, пусти, — приказал Скрипач. — Так, поехали.

* * *

— То есть он, получается, все эти дни сидел на обезболе и стимуляторах, причем делал это так хорошо, что даже мы, с нашим опытом, ничего не заметили? — с горечью спросил Скрипач. — Хотя, вот знаешь, царапало меня что-то, но что — я сообразить не сумел. И ты не сумел.

— Потому что он от нас бегал, — вздохнул Ит. — Мы его даже без куртки ни разу не видели, я только сейчас сообразил. И с лицом он удачно придумал, я тоже не сразу понял, откуда осенью может взяться загар — а это просто более темный тон, купил, небось, в поселке, и подновлял, чтобы мы не поняли, что он белый весь, и что синяки под глазами. Ловко, нечего сказать. И на старуху бывает проруха…

— Давай по диагнозу думать, — Скрипач покачал головой. — И по тактике. И перенести бы его в кают-компанию, тут совсем места нет, в этом чулане.

— Через час, не раньше, — покачал головой Ит. — Но перенести надо, здесь работать невозможно. Вопрос только — на чём?

— Может, стол как-то можно снять? — Скрипач задумался. — Сейчас Лина озадачу, заодно второму герою спазмалитик вкачу, и в каюту отправлю, пока они там не замерзли на хрен оба.

Вернулся Скрипач минуты через три, сунул инъектор в гнездо, и спросил:

— Лаба чего-то сказала?

— Картина смазана, по крови черти что, — Ит перевел Скрипачу на налобник новые данные. — Но по крови-то это не инфаркт ни фига. То есть по отведениям это классический передний инфаркт, а по ферментам нет. По ферментам это, как мне кажется, такоцубо, или, если угодно, в случае рауф…

— Синдром эвара? — с сомнением спросил Скрипач. — Тогда вопросов еще больше, получается. Что именно дает такую картину? Верхушка или перегородка? Если верхушка, по классике, мы могли бы попробовать прооперировать, перегородка… не в этих условиях.

— Лодку мотает, — Ит нахмурился. — Это слишком большой риск. Попробуем пока что на терапии вывести, но чтобы сделать схему, нужно сперва очистить кровь хотя бы от трети того, что в ней сейчас лишнее.

— Ну Рэд, ну, молодец… — протянул Скрипач. — И Пятый тоже… отличился… где наши глаза были?

— Вот давай только без этих анатомических подробностей, — попросил Ит. Пересел к Рэду, снял трубку с концентратора, и переставил на следующий, первый разрядился. — О, тут еще и с легкими проблемы, и с бронхами. Смотри, мокроты сколько.

— Проще найти, с чем их тут нет, проблем, — проворчал Скрипач. — Пальцы на ногах у него вроде целые. Ит, чего тупишь, температура тридцать пять.

— Я не туплю, растворы грею уже, — Ит оглянулся. — Где одеяло?

— Его тут не было.

— Тогда принеси от нас, или…

Дверь в каюту приоткрылась, в нее осторожно заглянул Лин. Растерянный, непонимающий взгляд, Лин явно хотел что-то спросить.

— Чего тебе? — Скрипач поднял голову. Он сейчас следил за данными портативной лаборатории, мысленно матеря про себя и Санкт-Рену за такую бедную укладку, и лабораторию, которая давала слишком мало данных для такой ситуации, и себя, идиота безглазого, и Ита, такого же идиота, и Лина, и Пятого, и одеяло, которого нет, и вообще всех подряд.

— У него что, инфаркт? — с ужасом в голосе спросил Лин.

— Пока не знаем, — покачал головой Ит. — Пытаемся разобраться. Что ты хотел?

— Столешница снимается, — ответил Лин. — А он не…

— Мы работаем, —