зоологией, академик Шмидт – геологией, капитан корпуса лесничих Будищев дал только описание лесов. Каждый из этих исследователей изучал Приморье лишь со своей узконаправленной точки зрения.

Пржевальский же явился первым, именно всесторонним исследователем края. Он собрал в комплексе сведения и о строении земной поверхности Приморья, и об его растительности, животном царстве и климате, и о численности, быте и хозяйственной жизни населениях[153].

Реальная жизнь переселенцев

«Прощальный привет» чиновникам

Путешествуя по Уссурийскому краю, Николай Михайлович описал реальную жизнь поселенцев в Петербургском либеральном литературно-художественном журнале «Вестник Европы», редактором которого в то время был историк М. М. Стасюлевич. Статья не понравилась местным чиновникам, не желавшим «выносить сор из своей, отдалённой от столицы, избы».

Путешественник П. А. Кропоткин – учёный исследователь тектонического строения Сибири и Средней Азии и ледникового периода, географ и геоморфолог, увидевший воочию за два года до Пржевальского истинное положение казаков, предложил некоторые меры по улучшению положения населения. В своих «Записках…» он писал:

«Практическое выполнение намеченных мер поручили старому пьянице, который розгами приучал казаков к земледелию. Итак, дело шло всюду, начиная с Зимнего дворца до Уссурийского края и Камчатки. Раньше всего возникал у них вопрос не о том, насколько то или другое полезно для края, а о том, что скажет начальство там, как взглянут на это начинание заправляющие правительственной машиной».

В «Известиях» ВСОРГО в ответ на размещённую статью появилась заметка, где корреспондент обвинял Пржевальского в сообщении заведомо ложных сведений о положении уссурийских казаков. Это глубоко возмутило честного офицера.

22 октября он явился на заседание отдела и, прочитав свои аргументированные возражения на заметку, потребовал поместить их в «Известиях». Но «учёные» чиновники, заседавшие в Сибирском отделе ИРГО, отказались это сделать. В сердцах Пржевальский заявил, что дважды оскорблённый Сибирским отделом, – сначала обвинением во лжи, а затем отказом напечатать возражения, – он не считает возможным оставаться членом отдела.

«Хорошо учёное общество, писал Николай Михайлович, которое занимается такими милыми делами, каковы сплетни на своего же члена»! «Прерываю всякие сношения с Сибирским отделом, – писал он председателю его, – о чём покорнейше прошу ваше превосходительство заявить в следующем общем собрании. Письмо же, адресованное в редакцию „Известий“, отправлено мною в одну из петербургских газет»[154].

Статью, Николай Михайлович, вновь напечатал в газете «Санкт-Петербургские ведомости»[155].

В ней Пржевальский, как он сам выразился, «перевёл на более понятный язык» то, что пытался скрыть за мнимой объективностью его рецензент: раздражение управителей края, не привыкших к тому, чтобы критиковали их действия. Пржевальский так прямо об этом и пишет: «Как кажется, автор заметки держался в настоящем случае мудрого старинного правила: „не следует выносить сор из избы“, тем более из таких привольных в этом отношении местностей, каковы многие окраины нашего широкого царства»[156].

Освоение этих богатейших краёв в то время только начиналось. В селе Хабаровка (нынешнем г. Хабаровске) было 111 домов, во Владивостоке – около 50. Правительство заселяло Дальний Восток неимущими крестьянами из нечернозёмных губерний, беднейшими забайкальскими казаками, отставными солдатами и матросами, каторжниками, выслужившими срок своих работ.

«Голод и нищета с различными пороками, всегда им сопутствующими, довели это население до полного морального упадка, заставили его махнуть на всё рукой и апатично покориться своей злосчастной участи», – с горечью писал Николай Михайлович.

«Между ними много типичных и весьма интересных личностей. Здесь можно видеть и лакея прежних времён, сданного барином в солдаты за какие-нибудь художества, а на службе опять накуролесившего, и мастерового с казённого завода, и поляка, пытавшегося дезертировать за границу, но пойманного на дороге, петербургского мазурика, недоучившегося семинариста и т. д., словом, между этими солдатами встречается всевозможный сброд»[157].

В защиту путешественника активно выступил бывший начальник штаба войск Приморской области, генерал Михаил Павлович Тихменев, написавший опровержение и подтвердивший, что в статье Пржевальского «нет ни одного факта, достоверность которого была бы подвержена сомнению».

Тут же разыгралась и другая неблаговидная история. Несколько ранее, 1868 году, когда Николай Михайлович служил в Николаевске-на-Амуре, к нему обратился за содействием его сослуживец дивизионный доктор Плаксин, которому было поручено Главным военно-медицинским управлением, собрать медико-статистические сведения об Амурском крае. Николай Михайлович дал ему рукопись своей статьи «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», написанной, как мы знаем, слушателем Академии Генерального штаба. Тем более, что по окончании курса в академии, статья эта оставалась портфеле автора и была взята им с собою при отъезде из Варшавы в Сибирь. Через некоторое время Плаксин возвратил рукопись с благодарностью.

Каково же было удивление Николая Михайловича, – когда, приехав в начале 1870 года в Петербург, он раскрыл последнюю книжку «Военного сборника». Раскрыл он ее как раз на статье, которую доктор дословно списал с его рукописи и выдал за свою[158]. По прибытии в Иркутск, в октябре 1870 года, Николай Михайлович написал ему письмо, в котором уличал его в присвоении чужого литературного труда. Плаксин немедленно прислал ему гонорар, полученный за статью в «Военном сборнике», выражая надежду, что после возвращения гонорара дело будет считаться улаженным.

Николай Михайлович оставил его в покое, но Плаксин стал повсюду рассказывать, что «он отдал деньги только для того, чтобы отвязаться от Пржевальского, который допекал его своей жадностью». Узнав об этом, Николай Михайлович немедленно подал в штаб Восточно-Сибирского округа рапорт следующего содержания:

«Прилагая при сём квитанцию губернского казначейства на 72 рубля, жертвую оные в пользу бедных казаков уссурийского пешего батальона. Деньги эти составляют гонорар, отобранный от статского советника Плаксина за напечатанную им в „Военном сборнике“ статью под заглавием: „Приморская область Восточной Сибири“, заключающую дословную и без моего ведома произведённую переписку рукописного сочинения, которое я написал в 1863 году, будучи в Николаевской Академии генерального штаба».

Рапорт был подан 24 октября 1870 г. Это был как бы «прощальный привет» путешественника чиновничьему Иркутску.

Глава IV. Первое путешествие в Монголию и страну Тангутов

Поиски помощника

Через Монголию в Пекин

В январе 1870 года получив исследовательский опыт в Уссурийском крае[159], Пржевальский прибывает в Петербург, где предлагает свои новые планы путешествия в Азию во главе экспедиции, для изучения неизвестных северных районов Китая в районы верхнего течения реки Хуан-Хэ в земли Ордосов[160] и к озеру Куку-Hop. Места фактически неизведанные, являющиеся «белыми пятнами» на географических картах мира.

Наведавшись в Польшу, для устройства соратника по Уссурийскому путешествию Н. Я. Ягунова в Варшавское юнкерское училище, он теперь нуждался в спутнике, военном, который окажет ему помощь в метеорологических наблюдениях, препарировании животных, сушке