тайник и вижу, что камера полностью зарядилась. Я остаюсь здесь, пока не высыхают слезы и я не начинаю нормально, по-человечески дышать.

Приходит Энди и зовет меня из темноты. Я молчу.

Я не могу никому показать свое видео. Это стало ясно, когда я увидела сегодня акульи глаза матери. Не знаю, как она может сделать нашу жизнь еще ужаснее, но у нее всегда получается. Она всегда побеждает в спорах с деловыми леди, всегда угрожает, что заставит уволить школьную медсестру. Она и от Бетти избавится. Не знаю как, но она избавится. Я не настоящий ученый. Я ничего не докажу. Я все еще ребенок в ванне с ножом. И мои опыты никогда не удаются.

Воскресенье, 9 ч. 30 мин

Я иду в этот идиотский парк. Снимаю идиотских пчел в идиотской жимолости. Нахожу идиотские обыкновенные грибы и идиотскую белую плесень. Снимаю идиотских белок и идиотских птиц. Otospermophilus beecheyi — калифорнийский суслик и Passer domesticus — домашний воробей. То, что может найти кто угодно. Комментирую всю эту идиотскую чушь. Готово.

Надо тащиться в идиотскую школу и садиться за их идиотский компьютер, чтобы отредактировать мое идиотское видео. Я смогу сделать это только завтра.

А пока что делать нечего и идти, кроме как домой, некуда.

Дома никого.

Я и раньше пыталась убираться. Лучше всего, когда никого нет. Если мама говорит мне хоть слово на эту тему, я тут же все бросаю. От Энди никакой помощи. Но после вчерашнего, боюсь, будут неприятности. Поэтому я берусь за то, с чем раньше удавалось справляться.

Посудомойка кишит букашками, и загруженная туда в последний раз посуда все еще грязная.

Все, что налипло на тарелки, присохло. Я освобождаю раковину и кипячу несколько кастрюль воды, чтобы вымыть посуду.

Мытье посуды занимает два часа, но у нас хотя бы есть мыло. Затем я избавляюсь от коробок «Гамбургер хелпер». Я не могу больше на них смотреть. Картон на дне весь изгрызен, и, когда я пытаюсь поднять коробку, повсюду рассыпаются макароны.

Вскоре я слышу, как в ванной льется из переполненного ведра вода, и бегу, ругаясь на чем свет стоит, ее откачивать.

Кухню нельзя назвать чистой. Мне не оттереть липкую стойку и не вымыть полы. На стенах все еще плесень, а холодильник — все еще биологически опасный объект. Но все равно лучше, чем было. Я открываю окно, чтобы проветрить.

После этого начинаю подбирать с пола мокрые газеты. Они превратились в легко распадающуюся слоистую массу, похожую на размокший хлеб. Из-под них несет тухлыми яйцами и плесенью. Просто невыносимо. Забиваю газетами мусорный мешок и понимаю, что мне его не поднять. Выталкиваю из окна, мешок громко шлепается на стоянку под нашими окнами, недалеко от помойки. Уберу его позже.

Я раскладываю свежие газеты и собираю самый крупный мусор в гостиной. Нахожу еще грибы, выросшие в углу на старых плавках Энди. Выкидываю пакет, в котором были покупки из торгового центра, замираю на секунду, но тут же запрещаю себе об этом думать.

Сейчас все выглядит гораздо лучше, чем в последние месяцы. Не настолько лучше, конечно, чтобы мама допустила слесаря починить раковину. Или дверь. Впрочем, я уже не уверена, что теперь это возможно. Нижняя часть деревянного косяка заметно деформировалась из-за постоянной сырости.

Вряд ли эта дверь когда-нибудь откроется.

Может, я прибралась достаточно, чтобы мама заметила, хотя ничего доброго она мне все равно не скажет. И уж точно недостаточно, чтобы избежать проблем, если Бетти вернется с помощью.

Недостаточно, чтобы позволить кому-нибудь прийти. Все равно. Я нахожу банку с супом, срок годности которого истек совсем недавно. Не вскрытую. Отставляю ее, чтобы покормить Энди вечером.

17 ч. 00 мин.

Мама с Энди приходят домой, я ни о чем не спрашиваю. И она ничего не говорит. Все по-прежнему.

У меня вибрирует телефон. Пишет Кристи.

Привет, ты сделала проект?

*Свой* проект я сделала.

А у меня совсем не было времени. Мама выносила мне мозг.

И что?

Пожалуйста, можно я помогу тебе отредактировать твой и мы скажем, что это групповая работа?

Я сижу, уставившись в телефон. Нет такой планеты, где Кристи имеет право меня о чем-то просить.

Ладно. Но ты уж тогда постарайся как следует.

Я принесу завтра свой ноут.

Отлично.

Я прошу Энди дать мне его рюкзак. Он хнычет из-за каждого домашнего задания, но мы все делаем. Он читает вслух по своему учебнику, а я поправляю, когда он путается в трудных словах.

— Склизкий — это язык, на котором говорят слизняки? — спрашивает Энди. Он ужасно шепелявит.

— Нет, это значит скользкий. Как слизняк.

— Похоже на какой-то язык.

Наука о языках отряда Pulmonata — легочных моллюсков. Забавно, но я не смеюсь.

— Похоже, давай дальше.

И мы продолжаем.

Понедельник, 13 ч. 15 мин

Рэли выделяет нам пол-урока для работы над проектами. Я вытаскиваю карту памяти, и Кристи вставляет ее в свой макбук. Она копирует и просматривает файлы.

— Что там на первых кадрах? На иконках все темное. — Она вглядывается в экран.

— Это не то, нечаянно. Удали и просто бери из второй папки.

Она открывает кадры с парком и кривит свои розовые губки:

— Здесь вроде порядок. Хотя… ни одного растения в фокусе. Не нужно было так близко подходить.

— Да я же в первый раз! — Я нависаю над ней, пытаясь разглядеть, что она там делает.

— Ты не виновата. Мы можем переснять сегодня по дороге домой. Хочешь зайти ко мне?

— Я не могу.

Она производит какие-то манипуляции и одновременно продолжает говорить:

— Мама предупредила, что ты можешь странно отреагировать. Но все равно просила пригласить тебя. Она готовит твой любимый ужин.

— Любимый ужин?

— Она спросила, что ты любишь, и я сказала — жареную курицу. Прости, Лейла. Я не знала, что ответить, и брякнула наугад. Ты все равно должна прийти. Она в последнее время просто помешана на тебе.

Это ревность? Я бы, наверное, ревновала.

— Ладно, переснимем по дороге.

Когда Кристи вытаскивает карту памяти, я точно знаю, что у себя она удалила кадры с моим домом.

На минуту задумываюсь, осталась ли эта запись на карте.

17 ч. 15 мин.

Кристи показывает мне, как добиться детального изображения цветка крупным планом. Она обещает перед ужином продемонстрировать, что умеет делать программа редактирования на ее компьютере.

Мы работаем за кухонным столом, когда приходит ее мама:

— Привет, девочки. Как прошел день?

— Отлично, —