решаю спросить совета у девчонок, у которых опыта явно побольше моего. Ради этого я даже отказываюсь от свидания с Лисянским, сказав, что задерживаюсь в универе. Если скажу, что с девчонками зависла, он будет названивать и непременно заедет не вовремя, такое уже было.

— А чего тут думать? — хихикает Анька. — Бельишко по-развратнее и пара намеков. Думаю, такой подарок Лисянскому придется по вкусу.

— А вы уже перешли к горизонтальному общению? — удивляется Катя. — Ты все-таки решилась?

— Я не знаю, — смущаюсь я. — Пора, наверно. Он с каждым днем все настойчивее и смелее. Но мне хочется, чтоб все красиво было, а не на заднем сиденье его машины.

— Первый раз-то? Ясен пень, надо по-человечески! — соглашается Аня. — Ну у тебя родителей всегда нет, в чем проблема позвать к себе?

Мы с Катюхой переглядываемся и одновременно выдыхаем:

— Роза Моисеевна.

— А… Это да, — скучнеет Анька. — Но ради такого могу взять на себя отвлекающий маневр…

— Нет, детка, на десерт я тебе приготовил другой крем, — доносится до нас из-за моей спины знакомый голос.

Я узнаю его сразу, но понимаю, что Игорь обращается вовсе не ко мне. Хочу повернуться, чтобы убедиться, что я обозналась, и не могу. Потому что в глубине души понимаю, что никакой ошибки нет. Лицо Кати, сидящей ко мне лицом и имеющий прекрасный обзор на того, кто садится сейчас за столик позади меня, каменеет. Ясно. Это точно Лисянский.

Может, и стоит просто уйти молча и оборвать с ним все общение, но я понимаю, что пока не увижу его измену своими глазами, есть риск, что я так и буду смотреть на него воловьими глазами.

Я оборачиваюсь и вижу, как эти двое мерзко сосутся, не стесняясь окружающих. По девице, впрочем, понятно, что стеснение ей неизвестно. Столько голого тела в феврале, это ж надо рисковой быть! Хотя, чего это я? Девочке вон надо зарабатывать на наращённые ресницы, силиконовую грудь и губы-пельмени, похожие не еще одну дополнительную писю.

— Милый, ты не охренел? — спрашиваю я.

Лисянский оглядывается, услышав меня, и, не торопясь вынимая руку откуда-то из-под задницы сисяндровой девки, поворачивается ко мне.

— Давай без драматических сцен, Эля, — морщится он.

— Тогда и вас попрошу воздержаться от эротических, — цежу я.

— А чего ты хотела? — искренне удивляется Лисянский. — Я нормальный, мне нужен регулярный секс. А ты только за сиську даешь подержаться! А потом каждый раз оставляешь меня со стояком! Я что с ним делать должен?

— Да хоть сваи им заколачивать! Но не засовывать его во что ни попадя! — бешусь я.

— У меня там не «попадя»! — возмущается губастая. — Еще никто не жаловался!

Но ее все игнорируют. Нашла, блин, момент для саморекламы!

— Я не понимаю, что тебя не устраивает? Я же тебя не бросаю, но мне надо как-то спускать пар.

От подобного бесстыдства у меня вообще пропадает дар речи! То есть не только не чувствует своей вины, он еще и предлагает продолжать в том же духе!

— Может, мне и сейчас не мешать? Оставить вдвоем, пока я с девчатами кофейку рвану, вы потрахаетесь, а потом ты меня до дома проводишь?

— Если ты готова перестать трястись над своей девственностью, то можешь даже составить нам компанию, — огрызается Игорь. — Скажи спасибо, что я не свалил сразу, как только понял, что от тебя я нормального траха дождусь не скоро. Купился на титьки без лифчика, как дурак! И такой облом! Нашлась тут монашка! Ты небось и после того, как в рот возьмешь, рот святой водой полоскать будешь!

— Ой, пипец, — захихикала эта гиена. — Монашка! Ахаха!

Каюсь, не сдержалась. Игорю на ширинку плеснула из своего чайничка И этой драной макаке, которую никто вообще не спрашивал, вылила ее томатный суп прямо в бездонное декольте.

В общем скандал мы устроили знатный. Лисянского, к сожалению, я не обварила, но пощечину, которую я ему отвесила, он, наверняка, запомнил надолго. Рука у меня тяжелая, и граненое колечко расчертило нехило эту гнусную морду.

А дома я ревела в три ручья, оплакивая поверженного кумира. На что ба успокаивала, мол, хорошо, что сейчас на него глаза открылись, а не потом.

Вот тогда-то я и решила, что самое ценное достанется только жениху. Тому, кто будет готов к серьезным отношениям, и не променяет меня после первой же ночи, на любые доступные перекаченные губищи и силиконовые дойки. Но честно говоря, после Игоря я ни на кого особенно-то и не смотрела. Обжегшись на молоке, дула на воду. Пока ба не забила тревогу, и не познакомила меня с Марком.

А теперь эта кобелистая козлина требует у меня свидание?

Глава 19. Выживают только оптимисты

— Если ты размышляешь о горькой судьбе этого карпа, то зря, — врывается в мои мысли голос бабушки Розы.

— Я о своей судьбе больше переживаю, — бубню я.

— А за Марка? — подозрительно спрашивает ба.

Бабушка-бабушка, а зачем тебе такие большие уши?

— А за Марка больше всего!

Еще бы мне не переживать, пока он не видит, на его невесту столько желающих нашлось! И каждому я бы с удовольствием что-нибудь прищемила.

— Ай, чуть не забыла! — ба достает с холодильника листок бумаги из тетрадки в клеточку. С полями. Офигеть, откуда такой артефакт?

— Тебе Гера оставил, — поступают краткие пояснения.

Ну не, по школьницам дядя Гера не пойдет, он уважает уголовный кодекс, как завещал товарищ Бендер. Похоже, у него второкурсница. Так-с, что там нам пишет Герман Александрович?

Разворачиваю записку… И подскакиваю так, что вся посуда на столе звякает.

Да офигел в конец этот Герман Александрович!

— Где он? — рычу я.

— Откуда я знаю? — неискренне удивляется Роза Моисеевна, но под моим наливающимся кровью взглядом исправляется. — Либо спит, либо с профурсетками шлындрает. Я бы на твоем месте не стала проверять его наличие у себя.

— Это почему же? — я жажду крови.

— Потому что на сегодня Скворцовым и так есть, что обсудить.

Я плюхаюсь назад.

Ну каков жук!

Мало того, что дядя Гера поставил меня в известность, что от моего имени согласился на съемки этой балетной школы, он еще и сладенькое приберег на потом! Что ж он сразу-то мне не сообщил, что фотосессия с утра не срамш… В восемь утра!

Не то плохо, что рано, хотя понедельник у меня выходной, и я бы предпочла выспаться, и залечить боевые раны, а то плохо, что я натуру не видела! Раскудрить твою налево через медный купорос, дядя!

Если бы людям было все равно, как я отсниму, они