Не раз отец перечитывал эпизод в «Войне и мире» об отводе русских войск в 1812 году. Осенью 1941 года, в самый тяжелый период боев в Подмосковье ему как командующему Западным фронтом пришлось уже в иных обстоятельствах принимать одно из самых трудных за всю войну решений – об отходе войск на новый оборонительный рубеж. Вспоминая об этом эпизоде своей биографии, он мысленно возвращался к Толстому, который писал в своих дневниках: «Необстрелянные войска не могут отступать, они бегут». Отец находил суждение классика очень точным.

И в мирное время, во время прогулок, либо в ходе домашних посиделок, отец много рассказывал нам о таланте Толстого изображать войну, о фельдмаршале Кутузове, знаменитом Совете в Филях, на котором в ходе битвы с Наполеоном решалась судьба Москвы. В тот трагический момент Кутузов, а также Барклай де Толли, Раевский, Дохтуров, и другие опытнейшие военачальники должны были сделать выбор, от которого зависела судьба России: принять сражение под стенами Москвы или сдать ее неприятелю? Выслушав все соображения своих боевых соратников, главнокомандующий Кутузов принял решение оставить Москву. «С потерей Москвы не потеряна Россия» – его фраза. Со временем стала ясна правота Кутузова. Войну с Наполеоном он выиграл.

Понятна аналогия, по которой «Советом в Филях» отец называл совещание, состоявшееся 10 октября 1941 года в Красновидово под Подольском, куда в штаб Западного фронта, которым он тогда командовал, съехались представители ставки Верховного Главнокомандования. Отец записал в дневнике:

«Штаб Западного фронта с разрешения Ставки был переведен в район Красновидово западнее Можайска. На новый командный пункт 10 октября прибыли из Ставки В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. М. Василевский и другие. По поручению Сталина Молотов стал настойчиво требовать немедленного отвода войск, которые дерутся в окружении, на гжатский рубеж, а пять – шесть дивизий из этой группировки вывести и передать в резерв Ставки для развертывания на можайской линии. Я доложил, что принял все меры к выводу войск еще до прибытия Молотова в штаб фронта, отдал распоряжение командармам 22-й и 29-й армий выделить пять дивизий во фронтовой резерв и перебросить их в район Можайска. Однако из этих дивизий в силу сложившейся обстановки к можайской линии смогла выйти только одна».

Когда Конев принял решение писать мемуары о битве под Москвой, он снова обратился к Толстому в поисках аналогий к своему самому трудному за годы войны выбору.

«…Принимая решение на отход, я хорошо представлял себе все трудности его выполнения. Дело в том, что отход – самый сложный вид боевых действий. Требуется большая выучка войск и крепкое управление. На опыте мы постигали это искусство. К сожалению, надо признать, что до войны наши войска очень редко изучали этот вид действий, считая отход признаком слабости и несовместимым с нашей доктриной. Мы собирались воевать только на территории врага. И вот теперь, во время войны, за это крепко поплатились.

Должен заметить, что отход наших войск проходил в трудных условиях. Поскольку артиллерия и все обозы Западного фронта, как я уже отмечал, имели только конную тягу, то оторваться от противника войска были не в силах, так как превосходство в подвижности было на стороне врага».

Отец не только читал Толстого, но и решился написать о своем восприятии его книг и образов. В личном архиве сохранились фрагменты рукописи, которую я и цитирую.

«Как ярко у Толстого написано о заседании военного совета в Филях. А что у нас написано о военном совете Западного фронта в дни октябрьских и ноябрьских боев под Москвой? Ничего! Что помним об этом великом сражении, о командирах, о руководителях сражения… А смотрите как написано у Пушкина о Полтаве, о Петре, о полководцах, об офицерах и солдатах, сколько любви и уважения к победителям! А у Толстого в “Войне и мире”? Какое благородство во всех поступках и действиях офицеров. А как показаны Кутузов, Багратион, Барклай, Ермолов, Раевский, Дохтуров и другие. Смерть Багратиона и его слова прощания Барклаю… А у нас – создают картину из частных фактов, отдельных наблюдений и картина получается фальшивая, искажающая жизнь. Надо писать общую картину войны, философски осмысленную, исторически правдивую, показывать действительно великий подвиг народа и его армии, разгромивших самую сильную армию мира. Не выхватывать отдельные факты и наблюдения только и показывать дурные и отрицательные примеры, и топить в грязной яме все героическое, благородное».

История войны 1812 года, творческое наследие выдающихся полководцев той эпохи привлекали отца и как любителя исторического чтения, и как военного профессионала. Этот интерес нередко рифмовался и с событиями его собственной жизни. Как мне рассказывал авторитетный военный историк Михаил Брагин, войска Конева шли в Европу дорогами победоносной русской армии под предводительством Кутузова. В архивных папках отца я обнаружила ряд материалов об организации в Бунцлау (теперь польский город Болеславец) музея легендарного фельдмаршала.

Знаковое событие произошло в 1945 году, когда войска 1-го Украинского фронта освобождали Польшу и достигли Бунцлау. В донесении генерал-майора Яшечкина читаем: «2 километра западнее Бунцлау близ селения Толлендорф у дороги, ведущей из Селезии в Саксонию, имеется обелиск на могиле, где похоронено сердце фельдмаршала Кутузова. Обелиск воздвигнут его боевыми соратниками, изготовлен из серого камня и представляет собой круглую колонну, высотой до двух метров, увенчанную лавровым венком, установленную на квадратном постаменте.

Обелиск находился в запущенном состоянии, покрылся мохом, надписи на нем не все различимы, одна из них на церковно-славянском языке гласит: “Князь Кутузов из сей жизни переселился в…” последнее слово неразборчиво. Вокруг обелиска сохранилась невысокая, в ветхом состоянии ограда.

Приняты меры к приведению в порядок обелисков, места вокруг дома, где умер Кутузов. У обелисков установлен почетный караул, развешены портреты фельдмаршала, надписи на русском языке, указывающие, что эти места связаны с памятью полководца.

В доме предполагаем организовать музей, посвященный Кутузову. Начаты предварительные работы с расчетом приурочить открытие музея ко дню смерти Кутузова – 20 апреля. Даны указания воинским частям, бойцам, офицерам и генералам, следующим через город Бунцлау, проходя у памятников, отдавать воинские почести…

…Политуправление фронта поставило вопрос перед начальником ГлавПУРККА о направлении к нам группы работников и присылке необходимых экспонатов и литературы для лучшей и быстрейшей организации музея в доме, где скончался Кутузов.

Начальник политического

Управления 1-го Украинского фронта

Генерал-майор

Яшечкин

5.03.45 г.»

Во время нашего путешествия в Польшу отец показывал мне этот памятный обелиск. Как известно, в 1813 году на пути русской армии в Бунцлау Кутузов сильно простудился и приехал туда уже совсем больным. 16 апреля (28 апреля по новому стилю) на 68-м году жизни Михаил Илларионович скончался. Существует легенда, что сердце полководца похоронено на кладбище в Бунцлау. На обелиске выбита надпись: «До сих мест довел князь Кутузов-Смоленский победоносные войска российские, но здесь смерть положила предел славным его делам. Он спас Отечество и открыл путь освобождения Европы. Да будет благословенна память героя».