Мой голос заметно дрожал, а из груди вырывались еле слышныестоны.

— Травки у меня нет. Ею Лешка балуется. Так что если тыувлекаешься наркотой, обращайся к моему сыну. Он по этому делу мастер. Егохлебом не корми, дай косячок забить.

Неожиданно пахан замолчал и слегка подтолкнул меня вгостиную. Я не удержала равновесие и упала прямо на белоснежный кожаный диван.

— Посиди. В ногах правды нет. А что это у тебя такой видок?

— Какой?

— Словно тебя вывели из состояния клинической смерти минутытри назад, не больше.

— Самочувствие плохое.

Меня знобило, в ушах стоял гул. Пахан был не просто пьян, оннапился до поросячьего визга и с трудом стоял на ногах. Он по-мужицки грубопритянул меня к себе и, с трудом выговаривая слова, спросил:

— Тебя кто-то напугал?!

Мне захотелось быть откровенной и рассказать, чтопроисходило в комнате урода несколько минут назад, но я каким-то шестымчувством понимала, что моя откровенность может выйти мне боком. Если паханзнает о пристрастиях своего сына к наркотикам, то, вероятно, он знает и осовершенно дикой любви своего сына к животным, в частности к своей собаке. Ятщетно пыталась унять охватившую меня лихорадку и сама не заметила, как перешлана шепот:

— Я же сказала, что у меня плохое самочувствие.

— Ты трясешься как осиновый лист. Я же говорю, тебе нужновыпить виски.

— Я не пью из горла…

Я бы и в самом деле не отказалась от дозы спиртного. Этопомогло бы снять стресс. Пахан подошел к стеклянному шкафу, достал ярко-розовуюрюмку и налил в нее виски до самых краев.

— Я думаю, так пойдет. Может, тебе еще и шоколадку поломать?

— Спасибо. Не надо.

— Тогда расслабься и получи удовольствие, — недоброзасмеялся пахан и чокнулся с моей наполненной рюмкой своей полупустой бутылкой.— Мы люди простые, звезд с неба не хватаем. В кино не снимаемся, фотографам непозируем. Живем себе тихо-мирно в своем доме и никому не мешаем. У нас тут какмаленькое государство. Своя маленькая республика. Нам не западло и прямо избутылки выпить. Что-то не о том стал говорить. Я хочу сказать тост. Я хочувыпить за тебя и моего единственного любимого сына. За то, чтобы вы нашли общийязык, и за то, чтобы у вас было все чики-чики. Я думаю, тебя в детстве училиподчиняться воле старших.

Решительно отодвинув рюмку, я резко встала:

— Я за это пить не буду.

— Как это? — опешил пахан.

— Так это. Не буду, и все. За твоего извращенца, наркоманасына. Я не сделаю даже и глотка. А выпить — выпью. Алкоголь мне и в самом делене помешает. Совсем недавно я увидела такое, о чем даже никогда и не слышала.Твой придурок сын спит со своей собакой. Зрелище, я тебе скажу, не дляслабонервных. Твоего сына нужно не жалеть. Его нужно расстрелять. Хотя ипонятно, почему он спит с животными. Он и сам животное. Я выпью за то, чтобы вэтом доме воцарилась справедливость, а в твоей голове наконец появился здравый,человеческий разум. Твой сын родился больным нелюдем. У него больноевоображение и точно такие же больные рассуждения. Он не просто больной человек.Он ошибка природы. Какая-то нелепая случайность. Словно природа на что-то илина кого-то очень сильно разозлилась и решила выместить свое зло на одномсуществе, наделив его самыми страшными качествами. Самое страшное — это то, чтоты здоров. Матушка-природа наделила тебя неплохой внешностью и, наверно, умом,если тебе подчиняются столько здоровых и крепких людей. Непонятно, почему тыидешь на поводу у больного человека… Почему ты не хочешь отдать его впсихиатрическую лечебницу или в какой-нибудь научный институт на исследование.Вдруг ему можно помочь! А если нет, то, может быть, найти такое, что не дастприроде допускать такие ошибки в дальнейшем. Пойми, больному не место средиздоровых. Больному место среди больных.

Договорив, я выпила рюмку до дна. Я не сомневалась, что моислова произведут эффект разорвавшейся бомбы. Пахан допил уже почти пустуюбутылку, швырнул ее в самый дальний угол и изо всей силы ударил меня по лицу.Не удержав равновесия, я вновь рухнула на диван и, закрыв лицо руками, громкозаплакала.

— Если ты еще хоть раз скажешь о моем любимом мальчикекакую-нибудь гадость, я собственноручно тебя задушу. Мой мальчик абсолютноздоров. А если он и в самом деле спит со своей собакой, то только потому, чтоты его не ублажаешь. На месте этой собаки должна быть ты. Замолчи, я терпеть немогу, когда бабы ревут. Слушать тошно.

— Ты не имеешь права меня бить, — всхлипывая, сказала я.

— С тех пор как ты появилась в этом доме, я на все имеюправо. В том числе и на тебя. В моем собственном доме ты будешь играть по моимправилам.

— Я пришла в этот дом не по собственному желанию, и ты этопрекрасно знаешь. Я с радостью отсюда уйду.

Дотронувшись до своего разбитого лица, я почувствовалатеплую кровь на губе и вытерла ее тыльной стороной ладони. Я не чувствовалаболи.

Я смогла успокоить свои рыдания, но так и не смоглауспокоить душу. Мысленно я рисовала ужасающие картины своего будущего. Этотстрашный человек требовал, чтобы я переспала с его сыном-уродом. Мне хотелосьумереть от стыда и ужаса.

— Странно, почему ты не даешь моему сыну?! — не унималсяпьяный пахан. — Около года назад я видел один фильм с твоим участием. Там тыиграла шлюху. Ты играла слишком откровенно и слишком правдоподобно. Я дажеподумал, что под тебя специально написали сценарий. Наверно до того, как статьартисткой, ты занималась именно таким ремеслом. Шлюха, она и есть шлюха, как тыее ни обожествляй. Ты там спала с одним легавым. Я увидел твои обнаженныесиськи. Признаюсь, мой дружочек тогда встал, а у меня, как назло, никого не былопод рукой, чтобы разрядиться. Я тогда позвонил в одну фирму досуга и заказалцелую гвардию разноцветных девиц. Выбрал ту, что очень сильно похожа на тебя, иоторвался по полной программе. Когда я был с ней, я не переставал думать отебе.

Все дальнейшее оказалось совсем неожиданным. На такойсценарий я просто не могла и рассчитывать. Уже практически не стоявший на ногахпахан подошел все к тому же злосчастному бару и извлек из него новую бутылкувиски. Быстро ее распечатав, он отпил ровно столько, насколько у него хватилодыхания, и извлек из кармана пиджака… револьвер.

То, что это револьвер, я поняла не сразу, а когда поняла, топочувствовала, как все мое тело покрыл ледяной пот.

— Что это? — Я спросила так тихо, что сама не услышаласвоего голоса.