кладет золотые часы. Я смотрю на эту странную, отчаянную вспышку самопожертвования: эта растущая куча драгоценных вещей – цена нашей жизни…»

Александра Мандель и еще нескольких доверенных лиц «ходят от дома к дому. <…> И везде люди в повязках. Больные старухи, седобородые старики, переутомленные женщины, тихие дети. Одни предлагают вдвое, втрое больше, чем просят, другие спорят и торгуются. <…> Наш портфель наполняется деньгами, ценностями. Мы быстро выписываем квитанции… Умирающая старуха снимает с пальца обручальное кольцо. Она передает его и проклинает немцев: «Проклятый народ, они даже не дадут мне умереть с кольцом мужа». По переулкам, через сумрачные дворы возвращаемся в юденрат. Там страшная суета. <…> Звон монет смешивается с громким счетом. Это какая-то ужасная, чудовищная биржа, в которой мы пытаемся обменять деньги на наши жизни». Ничего этого, понятно, не случилось – у них забрали и деньги и жизнь. Ведь за день до этого, 19 июля 1942 года, Гиммлер издал приказ, которым предписывалось до 31 декабря провести «переселение» (кодовое обозначение убийства) всего еврейского населения Генерал-губернаторства. Начиная с этой даты в бывшей Польше не должно было остаться ни одного еврея.

Спустя три дня в Перемышль прибыл гауптштурмфюрер СС Мартин Фелленц, полномочный представитель высшего командования СС и полиции в Кракове. Для согласования технических деталей «акции» – депортации евреев из гетто в лагерь смерти – он собрал представителей заинтересованных ведомств. Всех, за исключением представителей ортскомендатуры. К тому моменту там сменился комендант, это место занял 47-летний майор Макс Лидтке, переведенный с повышением в Перемышль из Греции. Нового главу комендатуры пригласить забыли, так что возражать было особо некому. Правда, руководитель филиала Краковского бюро труда, уже упоминавшийся Нойманн представил рапорт, где говорилось, что одна только работа по расчистке и сносу развалин и обломков зданий оправдывает временное пребывание в городе евреев, способных работать. Поэтому он предложил до поры ограничить «переселение» только теми, кто к работе не пригоден. Его предложение было отвергнуто.

Еврейские рабочие находились в прямом подчинении ортскомендатуры и рассматривались офицерами вермахта как «свои», даже получали питание из армейских кухонь. «Работая на вермахт, мы оставались под защитой военных властей, – рассказывал воеводской исторической комиссии в Пшемысле Самуэль Игиэль, бригадир еврейской рабочей колонны, – один из немногих выживших. – Наличие красной рабочей карточки вермахта долгое время давало нам почти привилегированное положение по сравнению с остальным еврейским населением. <…>Однако быстро выяснилось, что такая гарантия ничего не стоила».

По требованию гестапо 24 июля юденрат объявил сбор рабочих карточек. На тех из них, чьи владельцы не подлежали «переселению», должны были быть проставлены особые штампы. «Нацистские головорезы втиснули всю окружность земного шара в маленький круг штампа. Наша жизнь заключена в этот магический круг. Штамп гестапо – быть или не быть, – пишет Александра Мандель. – В юденрате работают всю ночь. Члены юденрата, недоступные и занятые, бегают туда-сюда со стопками рабочих карточек».

25 июля 1942 года, в субботу, еврейский квартал был блокирован немецкой и польской полицией. В тот день из гестапо вернули красные рабочие карточки вермахта – в большинстве своем без штампа. После подсчета в юденрате проштампованных карточек стало ясно, что девять десятых из 4,5 тысячи евреев, работавших на вермахт, должны были быть «перемещены». Похоже, известить об этом комендатуру эсэсовцы не сочли необходимым. В юденрате решили этот пробел восполнить.

Хотя выходить из окруженного гетто было запрещено, ранним утром 26 июля 1942 года юденрат отрядил к Баттелю гонца. Самуэль Игиэль знал, где тот живет. «Я был с ним в личном контакте, его поведение по отношению к евреям было лояльным и даже доброжелательным». Юноша пришел к нему домой в 5 часов утра и попросил о помощи. «Доктор Баттель был очень удивлен моим сообщением, это, по его словам, могло быть только недоразумением, ведь никто, кроме него, единственного офицера ортскомендатуры, не имел права отдавать распоряжения относительно евреев вермахта. Он даже заподозрил, что Дулдиг был к чему-то причастен и поручил мне вызвать в комендатуру руководителей юденрата».

В 6 часов утра в комендатуре Баттель встретил Дулдига и в присутствии Игиэля обратился к нему со словами: «Если ты меня обманул, заплатишь своей головой». Баттель решил было, что Дулдиг за его спиной сговорился с Бентином, и набрал номер последнего. Но тот, как только понял, что звонок касается евреев, прервал разговор и повесил трубку. «Мошенник!» – воскликнул возмущенный Баттель, не обращая внимания на то, что при этом присутствуют евреи. После чего трубку взял комендант.

Согласно отчету унтерштурмфюрера СС Адольфа Бентина, 26 июля 1942 года около 9 часов утра ему позвонил комендант майор Лидтке и поинтересовался, правда ли, будто 95 % еврейских рабочих вермахта будут отозваны из-за неизбежной еврейской «акции». Бентин ответил, что не может назвать ему количество подпадающих под «переселение», так как эта цифра засекречена, но некоторые из еврейских рабочих вермахта, не сильно занятые, будут отозваны. Майор Лидтке выразил свое недовольство по этому поводу, подчеркнув, что в Пшемысле находились основные склады снабжения для немецких армий, сражающихся на юге, и что лишение вермахта рабочей силы недопустимо.

Бентин: «Эти факты мне хорошо известны, но я не могу остановить подготовку к «переселению», которую мне приказано провести секретным приказом. Все вопросы – к Фелленцу, он будет завтра. <…> В конце нашего разговора майор Лидтке сказал мне, что он будет жаловаться вышестоящему начальству. Я ответил, что он вправе жаловаться, но ничего не добьется, потому что «акция» в любом случае будет проведена».

Все дальнейшее строго документировано, поскольку инцидент стал поводом внутреннего расследования СС, и все его участники давали письменные объяснения, сохранившиеся в германских архивах. Лидтке созвал офицеров ортскомендатуры на экстренное совещание. В обращенном к ним выступлении он сказал, что из-за грядущей «акции» возникает угроза срыва поставок на Южный фронт, поскольку «переселение» означает для евреев верную смерть. На самом ли деле коменданта волновали лишь поставки, или он хотел предотвратить гибель людей, этого мы никогда не узнаем. Какие будет предложения, господа офицеры?

Баттель предложил нечто невообразимое – объявить «осадное положение» и под этим предлогом заблокировать автомобильно-пешеходный мост через реку Сан, разбомбленный в 1939 году и восстановленный в конце 1941 года. Полиция, включая гестапо и жандармерию, с самого начала оккупации размещалась в левобережной части города (в здании с табличкой «Комиссариат пограничной полиции») и осталась там после того, как немцы захватили весь Перемышль. Кроме того, рядом квартировали подразделения Ваффен-СС (вооруженные подразделения СС). Попасть в гетто все они могли лишь с этого моста.

Самое удивительное, Макс Лидтке согласился с предложением адъютанта, хотя не мог не понимать, что оно влекло за собой объявление войны СС, ни больше ни меньше.

Комендант

С новым комендантом, вступившим в должность в начале июля,