мобильном телефоне, но из темноты кто-то резко рванул меня обратно и, прижав спиной к дивану, стал душить. Я инстинктивно пыталась отбиваться, кричать, но у меня получалось только хрипеть и бесполезно извиваться как кошке, пытаясь оторвать его руки от своей шеи. С каждой секундой дышать было все сложнее и сложнее, я чувствовала, как на виске пульсирует вена, глаза пылали, как будто их подожгли, а лицо налилось кровью и распухло. Помню только промелькнувшую тусклую мысль о том, что еще несколько секунд и я задохнусь… В какое-то мгновение мне удалось впиться ногтями ему в лицо и, что было сил поцарапать щеки. Раздался короткий мужской восклик. Почувствовав, что он убрал руки с моей шеи я, давясь кашлем, слезами и слюнями, кубарем скатилась с дивана к дверям.

Включив свет, я, издавая львиные хрипы и рычания, застыла на месте. Около кровати в каком-то бешеном и невменяемом состоянии стоял Ярослав. Его ладони были сжаты в кулаки, а глаза на секунду ослепленные ярким светом горели такой дикой и даже маниакальной яростью и ненавистью, что я, закрыв рот ладонью, чтобы сдерживать кашель, боялась пошевелиться. Он с непониманием смотрел на меня и по мере того, как до него доходили картинки произошедшего, ярость и злость на его лице сменялись страхом и растерянностью.

— Маша… — выдавил он, пытаясь сделать ко мне шаг, но я, все еще хрипя и кашляя до слез, как бешеный зверек отскочила к двери.

— Маш, я не трону… Маш… — он беспомощно смотрел на меня, не зная, что делать дальше.

Голова ужасно кружилась и перед глазами короткими очередями плыли серые круги.

— Не…. не подходи… — хрипела я, вжавшись спиной в стену, было ощущение, что я никак не могу вдохнуть в себя воздух.

С трудом восстановив дыхание и вытерев слезы, я посмотрела на Ярослава.

— Маш… прости меня. Я не знаю… со мной такого еще не было, — его голос дрожал. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом.

— Ты… ты наркотики принимаешь что ли?

— Нет. Я… только антидепрессанты, но они закончились две недели назад, — он медленно опустился на пол и облокотился спиной об кровать, пытаясь унять дрожь.

— Мне нельзя спать… мне совсем нельзя спать, — Ярослав безвольно опустил голову и сжал ладонями голову. — Я не понимаю, как уснул… Я не собирался…

Я стояла у входной двери, пытаясь унять новые приступы кашля, и не знала, что мне делать дальше. Убежать и оставить его одного в таком состоянии? Остаться и до утра не спать, боясь очередного сдвига? Конечно, надо бежать, решила я.

— Я сейчас вызову себе такси и поеду домой, — я осторожно взяла телефон и попыталась набрать номер. Пальцы дрожали, и я никак не могла попасть по маленьким кнопкам и сложить их в нужный номер.

— Маш… прости меня, — Ярослав посмотрел на меня, и я увидела, что у него по щекам текут слезы, размазывая кровь, сочившуюся из расцарапанных ран.

Помедлив в нерешительности несколько минут, я все-таки отложила телефон, так и не набрав нужный номер.

— Вот черт!.. — я вытащила из сумки одноразовые салфетки и осторожно подошла к Ярославу. — Если ты меня сейчас хочешь задушить, то предупреди сразу, чтобы я успела убежать, — пробормотала я.

Он отрицательно мотнул головой и сильнее сцепил зубы.

— Повернись ко мне, — я села рядом с Ярославом, сжимая в слегка трясущемся кулаке салфетку.

Он повернулся, и я стала осторожно промокать рваные порезы от моих ногтей на его щеках, шее и запястьях. Отбиваясь, я расцарапала его всего, даже не заметив этого.

— У тебя йод тут есть? Или водка? — я вопросительно посмотрела на Ярослава.

— Водка в холодильнике.

Я достала початую бутылку Немирофф и, смочив ей очередную салфетку, продолжила обрабатывать глубокие царапины.

— Как давно ты спал?

— Не знаю… — морщась от боли, ответил Ярослав, — пару дней назад, наверное.

Он посмотрел на меня и, предупредив мой следующий вопрос, сказал:

— Мне снятся кошмары. Каждую ночь. Поэтому я литрами пью кофе и энергетики и практически не сплю. Раньше меня до утра и почти без снов вырубало снотворное, но врач больше его не выписывает, сказал, что я злоупотребляю.

— Кошмары?

— Мне снится, что я опять там… убиваю людей… и это так реально, что я даже чувствую запах горелой кожи, грязи, машинного масла, крови… Такое ощущение, что у меня в руках нож или автомат, и я ищу шиптаров, уничтоживших семью Биляны… но все никак не найду их…

Я смочила следующую салфетку и приложила ее к самому длинному порезу на шее Ярослава.

— Тцссссс!.. — он попытался отстранить мою руку.

— Терпи… — сказала я чуть охрипшим и сдавленным голосом. — Шиптары это албанцы?

— Да, так называют албанцев, живущих на Космете.

— А Биляна?.. Это твоя девушка?

Лицо Ярослава в секунду превратилось в безликую маску. Он убрал мою руку, прижатую с салфеткой к его шее и какое-то время просто безмолвно смотрел на дверь, словно видел на ней какой-то рисунок.

— Это моя невеста, — наконец произнес он. — Мы должны были пожениться… но пока я был в пьяном и наркотическом угаре после очередного бесполезного задания, где погиб Сашка, всю ее семью и ее саму зарезали албанские солдаты.

Я с ужасом посмотрела на Ярослава и тихо спросила:

— За что?

— Ни за что. За то, что они — на половину сербы, за то, что пустили меня в свой дом, за то, что помогали нам с провизией, за то, что я хотел взять замуж их дочь. Билянкина мать албанка, а отец серб. Раньше такие смешанные браки не были чем-то ужасным, но только не после распада Югославии, когда все в одночасье стали друг другу врагами.

Ярослав коснулся оставленный мной царапин на руках и даже не поморщился.

— В то время албанцы проводили этнические зачистки, деля людей по национальности и религии, да они и сейчас наверняка их проводят. Брат матери Биляны был албанцем, это он дал отмашку боевикам, когда мы ушли из села. Брат помог убить родную сестру и племянников! — с отчаянием сказал он. —