– Да ничего особенного, – в свою очередь удивился Лёшик. – Это умение живёт во мне с самого рождения, и я даже не задумывался о том, что вы, люди, не понимаете языка зверей и птиц. Неужели ты не догадываешься, что хочет сказать Мурзик, когда мурлыкает, или мышка, когда пищит?

– Что ты, я и разбираться не стану, что она хочет мне этим сказать! – испугалась Стасенька. – Ты знаешь, я страшно боюсь мышей. Я боюсь наступить на мышку в темноте или услышать её пронзительный писк… По-моему, мыши вообще – довольно неприятные создания.

– А я вот дружу с одной, – сказал Лёшиков. – Её зовут Банечка.

– Банечка… Какое чудесное имя! Никогда бы не подумала, что так могут звать мышку.

– А я не припомню ни одного случая, – продолжал маленький человечек, – чтобы Банечка пронзительно пищала или бросалась людям под ноги в темноте. Наверное, это делают какие-то невоспитанные и глупые мыши. А Банечка – совсем другое дело. Вот недавно мы с ней помогали Мурзику избавиться от занозы в лапе.

– Как? Мышь помогала коту избавиться от занозы? – не удержалась от смеха Анастасия.

– Ну да, мы с ней вместе вытаскивали огромный шип розы из лапы бедного кота. Мурзик, правда, тоже поначалу не верил в добрые намерения Банечки. Ему казалось, что над ним станут смеяться, если он примет помощь от мыши. Но потом всё-таки согласился, и теперь они подружились.

– Интересные тут у нас вещи происходят. А мы, люди, ни о чём и не догадываемся. Это же подумать только: Мурзик – и мыши!

Услышав своё имя, уже задремавший кот приоткрыл один глаз, пробормотал сквозь сон: «Что-что?.. Мурзик, мыши… Главное, что нет клетки…» – и снова провалился в сладкую дрёму. А Стася, чтобы увести разговор в сторону от мышей, которых она действительно очень боялась, стала расспрашивать Лёшика, кто его родители и где они живут.

– Не знаю, Стасенька, – грустно ответил ей маленький человечек. – Думаю, что, как и у тебя, как и у всех людей на свете, родители у меня были. Но где они сейчас, я не знаю. Сколько себя помню, я всегда жил один. Порой мне снятся странные сны. Иногда страшные – про зловещий заброшенный дом, весь заросший паутиной. Иногда хорошие. Вот совсем недавно приснилась девочка, такая же крохотная, как я, и почему-то очень знакомая. Но сколько я ни пытался, так и не вспомнил, кто она. Жаль, что этот сон мне больше не снится… – Лёшик немного помолчал и добавил: – А ещё у меня есть вот этот крохотный амулетик. Наверное, он достался мне от моих родителей…

С этими словами малыш подошёл к девочке поближе и вложил ей в протянутую руку сиреневый камушек с рисунком-жучком. Подержав его в теплой ладошке, Стася тихо, как бы про себя, произнесла: «Как жаль, что я никогда-никогда не смогу увидеть твой амулет…» И, немного помедлив, вернула камушек Лёшику и уже громко продолжала:

– Но ты ведь не можешь всегда быть один. Наверное, у тебя много друзей?

– Конечно же, у меня есть друзья. Например, семейство мышей из соседнего дома, и особенно Банечка, о которой ты уже знаешь и которая живёт тут, в подвале. Кот Мурзик, ворона Карлуша, – перечислял Лёшик, загибая свои крохотные пальчики.

– Неужели и эта дико кричащая за окном ворона – твой друг?

Лёшиков с виноватым видом посмотрел на нахохлившуюся ворону, которая всё это время с любопытством слушала их беседу, и попытался оправдать её в Стасиных глазах.

– Не такая уж она и крикливая. Просто она учится петь и, кстати, сочиняет неплохие стишки. Правда, Карлуша?

– Кар-кар, я – птица хоть куда… Умна, красива и скромна! – прокаркала та в ответ.

– Ой, она слышала, как я её назвала крикливой, – воскликнула Стасенька и покраснела. – Извините меня, уважаемая госпожа Карлуша, я не знала, что это вы так поёте. И не подумала, что вы понимаете язык людей и моё замечание вас обидит…

– Ничего страшного, не переживай, – успокоил девочку Лёшик. – Карлуша очень добрая, а ещё мудрая. Вот недавно она мне рассказала очень интересную историю про кота, подавившегося рыбной костью, – не удержался, чтобы не съехидничать, Лёшиков и насмешливо посмотрел на ворону, а затем на Мурзика.

– А чем вы занимались, когда я пришла в библиотеку? – полюбопытствовала Анастасия.

– Как обычно – я читал, а Карлуша болтала с Мурзиком… Кстати, я нашёл потрясающую книгу, в которой описываются всякие фокусы и магические шалости. И, скажу тебе честно, одну из таких шалостей я уже сотворил… – Лёшиков вскарабкался по шторке на подоконник, подошёл ближе к сидящей в кресле Стасеньке и прошептал ей на ушко: – Я внушил Мурзику, что он – травоядный кот.

– Так вот в чём дело! – удивилась девочка.

– Да, – Лёшиков скромно шаркнул ножкой. – Хочешь, мы вместе попробуем сотворить какую-нибудь магическую шалость?

– Конечно! – от радости девочка даже в ладоши захлопала, но потом, немного подумав, спросила: – Только как я смогу понять, что эта шалость совершилась?

– А мы придумаем что-нибудь такое, что можно услышать… Кстати, у меня есть идея! – и Лёшик зашептал Стасеньке на ушко: – Давай попробуем сделать так, чтобы Карлуша запела петухом.

– Давай, давай, – не сдержав радости, восторженно закричала Стасенька.

– Что такое, кар-кар? – удивилась ворона, услышав смех. – Отчего вы веселитесь?

– Всё в порядке, Карлуша. Мы просто так, – отмахнулся Лёшик и начал читать свои заклинания. Ему было приятно, что он смог развеселить девочку.

Лёшиков произнёс магические слова, замахал руками и, слегка повернувшись в сторону Карлуши, добавил так, чтобы его слышала только Стася:

– Ты, Карлуша, должна всякий раз, как только захочешь произнести свое «кар», прокричать: «Ку-ка-ре-ку»!

В ожидании чуда девочка замерла. Наступила тишина, и ворона снова почувствовала что-то неладное. Переводя взгляд с одного заговорщика на другого, она сверкала своими глазами-бусинками, крутила головой и молчала. Наконец её терпение лопнуло.

– Что такое? Почему вы не смеётесь? – ворона хотела прокаркать и открыла было клюв, но у неё неожиданно вырвалось: – Ку-ка-ре-ку!

От удивления, страха и неожиданности Карлуша вытаращила глаза и чуть не свалилась с подоконника. Обретя равновесие, она так и осталась сидеть с открытым клювом и широко распахнутыми глазами. А Лёшиков, не давая ей опомниться, как ни в чём не бывало попросил:

– Карлуша, спой нам какую-нибудь песенку, пожалуйста.

Птица мгновенно забыла о своём неудачном «кар» и очень обрадовалась, что ей наконец-то уделили внимание. Немного поразмыслив, она решила спеть песенку про себя, любимую. Куплет начинался со слов: «Нет кар-кар-Карлуши краше, нет, кар-кар её милей! Лапки длиньше, чем у цапли, клюв у ястреба слабей…» Набрав в грудь воздуха, ворона гордо вскинула голову, открыла рот и… запела:

– Ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку…

От стыда бедная птица прикрыла клюв крылом и уставилась на своё отражение в оконном стекле.