«Может быть, я превратилась в петуха?» – мелькнуло у неё в голове. Однако отражение в стекле было привычным…

Услышав необычные звуки в комнате, проснулся и Мурзик. Он встал, потянулся и, ничего не понимая, уставился на ворону. Теперь, когда бедняжка пыталась сказать «кар», у неё неизменно получалось «ку-ка-ре-ку». Карлуша выглядела ужасно испуганной, с недоумением смотрела то на Лёшика, то на Стасеньку, улыбающуюся в своём кресле, и повторяла:

– Ку-ка-ре-ку, что же это со мной, ку-ка-ре-ку? Я ведь никогда не обижала петухов и кур, никогда не кусала их и не царапала, как некоторые… Зерно у них, правда, таскала, но ведь не очень много, и им оставалось достаточно, чтобы пообедать. Но больше я и этого делать никогда не буду, только помогите мне, ку-ка-ре-ку! Помогите! Не хочу разговаривать, как петухи, не хочу!

Стасенька смеялась громко, как никогда, хлопала в ладоши и повторяла:

– Надо же, получилось! Как это здорово, как здорово! Вот так чудеса!

– Ничего не понимаю, – требовательно промяукал Мурзик, которому было совсем не до веселья. – Лёшиков, объясни, что случилось, пока я спал? Карлуша не может кукарекать петухом, не должна!

– Как это не может? А что она делает, по-твоему? – сквозь смех спросил человечек.

На шум и хохот в библиотеку прибежала Банечка. Увидев кукарекающую ворону, она так и присела на задние лапки.

– Пи-пи-пи, это просто невероятно! Это сумасшедший дом какой-то, в котором коты едят морковку, а вороны кукарекают, – пропищала мышка. – Просто не верится глазам и ушам. Лёшиков, что здесь происходит?

– Подождите, подождите-ка, – окончательно проснулся Мурзик, – кажется, сквозь сон я слышал какие-то странные слова. Что-то типа «кумкалес, эмендзикум, магбери, пантерум, кукарекитус…». А потом ты, Лёшик, велел: «Ты должна кричать «ку-ка-ре-ку»…

– Кукареку! – всё ещё пыталась справиться с собой Карлуша. – Ку-ка-ре-ку!

– Хи-хи-хи! Пи-пи-пи! – засмеялась Банечка.

– Так вот, значит, кому я обязан своей неожиданной любовью к морковке! Вот кто тут с нами шутки шутит… – обиделся кот.

Лёшик хотел сказать что-то в своё оправдание, но Стасенька вдруг перестала смеяться и произнесла:

– Хоть мне и было смешно, но всё-таки жаль бедную Карлушу. Давай вернём ей способность каркать.

– Вот-вот, Лёшиков, – подхватил Мурзик, – говоришь, что мы все друзья, а сам делаешь с нами такое, что и во сне не приснится!..

Честно говоря, Лёшиков уже и сам подумал, что натворил что-то неладное, и, пока не поздно, надо бы всё исправить. Надо вернуть как было. Пусть Мурзик ест мясо и рыбу, а ворона каркает!

– Друзья, простите меня, – проговорил маленький человечек. – Я и вправду виноват перед вами. Должен признаться, что учусь волшебству, и вот для проверки своих способностей я и затеял все эти шутки. Только я не думал тогда, что могу вас этим обидеть. А с тобой, Мурзик, всё и вовсе вышло случайно; я и не представлял, что заклинание из волшебной книги сработает.

– Но ведь оно сработало, – вздохнул кот. – И теперь все надо мной смеются… Я требую: верни обратно все мои природные способности! И не только мне, но и Карлуше, мяяяууу – грозно мяукнул он на Лёшика, чего обычно не позволял себе.

А Карлуша между тем пребывала в состоянии транса. В голове её вертелись обрывки собственных песен, хотелось выкрикнуть что-то ну очень забавное, и в то же время мысль, что она вместо всего этого противно кукарекнет, не давала раскрыть клюв. Периодически шёпотом, чтоб никто не слышал, она пыталась что-то сказать, но всё равно слышала: «Ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку». Бедная Карлуша так расстроилась, что не прислушивалась к разговору друзей и не заметила, как Лёшик, привстав на цыпочки, проговорил странные слова: «Кумкалес, эмендзикум, магбери, пантерум, кукарекитус…»

А тем временем наш герой уже приступил к магическим действиям по возвращению природных способностей Мурзику и Карлуше. Он долго что-то шептал, крутил руками в разные стороны, водил головой туда и сюда и, наконец, устало присел на подлокотник кресла, ожидая результатов. В библиотеке воцарилась тишина.

– Надо, чтобы Карлуша что-нибудь сказала, – пропищала Банечка.

– Лёшик, попроси её о чём-нибудь! – подсказала Стасенька.

– Да, Карлуша, а что ты там говорила о своих перьях? Правда, что они с каждым днём становятся всё краше? – спросил птицу человечек.

Карлуша тут же забыла о своём несчастье и, гордо расправив крылья, прокричала:

– Разве ты не знал, что я среди птиц гожусь в королевы красоты? Жаль только, что у нас не устраивается этот конкурс, как среди котов, кар!

Услышав, что у неё получилось прокаркать, ворона едва не сошла с ума от счастья. Остальные тоже были довольны и громко похлопали Карлуше и Лёшику. Впрочем, Карлуша восприняла все аплодисменты на свой счёт и, довольная вниманием публики, принялась распевать свои любимые песни:

– Солнце встало, солнце село, кар-кар-кар. Я сегодня зёрна съела, кар-кар-кар.

– Ей-то хорошо, – проворчал Мурзик, которому пение Карлуши было явно не по душе, – в её случае сразу понятно, что она исцелилась. А вот я пока ещё ничего не чувствую.

– Не волнуйся, раз Карлуша каркает, как раньше, значит, и тебе скоро захочется рыбки, – утешил кота гордый своими чудесами Лёшик. И торжественно обратился к зверям: – Друзья, у меня всё получилось! Теперь я настоящий волшебник!

– А давай мы соседского кота сделаем облезлым, а то уж больно он пушистый и красивый, зазнаётся всё время и меня рыжим лентяем обзывает, – попросил вошедший в азарт Мурзик. – Сможешь?

– Смогу, теперь уже точно знаю, что смогу, – ответил Лёшиков. – Только вот вряд ли этот поступок будет лучше, чем тот, что я сотворил с тобой. Как ты думаешь, Мурзинька?

Кот задумчиво покрутил головой и, похоже, согласился с маленьким человечком.

– А давай тогда наволшебничаем целую гору сыра, и чтоб она сама пришла ко мне, – предложила Банечка.

– Думаешь, ты без неё умрёшь с голоду? Вон Стасенька даст тебе чего-нибудь, правда, Стасенька? Дашь сыра для Банечки?

– И для меня, – прокаркала Карлуша.

– И для вороны, – согласился Лёшик, – я обещал у тебя попросить.

– Конечно, дам, – пообещала девочка, которая почему-то стала грустной.

– Лёшиков, сделай меня первой красавицей во всём мире! Пусть крылья у меня будут блестящие, словно снег, глаза изумрудные и на клюве бантик, – попросила ворона.

– Вот бантик, пожалуйста, потуже, чтобы она петь не могла, – добавил Мурзик.

Ворона посмотрела на кота испепеляющим взглядом и гордо отвернулась.

Лёшик ждал, что скажет Стасенька – у кого, у кого, а у неё было гораздо больше причин попросить его волшебства. Но девочка молчала. И тогда он не выдержал и спросил сам: