Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы рехнулись? Оба?
– Рехнешься тут…
Чейзер переминался с ноги на ногу, и чувствовалось, что ему безбожно хочется прилечь – хоть на крыльцо, хоть на землю, хоть на клумбу – ватные ноги его едва держали. Не лучше выглядел и Рен – постоянно чем-то звенел в кармане, как неспособный сдержать нервозность во время ломки наркоман. Почти все время смотрел в сторону, время от времени морщился, почему-то чесал бок.
– Понимаешь, у нас кольца, – Мак смотрел Халку в глаза так проникновенно, как смотрит потенциальному хозяину дворовый пес – «мол, ну войди в мое положение и возьми жить к себе. Ведь на улице холодно и противно, а мне хочется тепла. Ведь ты же можешь понять?» А Халк никак не мог сообразить, что именно он должен понять – ну, кольца и кольца. В чем, собственно, проблема?
– На моем пальце его кольцо! – прояснив ситуацию, неприязненно выплюнул Рен. – Нам надо узнать, кто из нас был тем идиотом, который все это замутил. И до чего мы… э-э-э…дошли.
– До ручки вы дошли, идиоты! Вы что-то ели, пили?
К этому моменту Халку стало понятно одно – друзья однозначно под кайфом. Под хорошим таким «кайфецом», и кто-то, улучив момент, очень своевременно над ними подшутил – переодел им кольца. Наверняка то были Элли или Лайза – с них станется. Вот только как они накачали своих ребят галлюциногеном? И как те не заметили, что приняли галлюциноген? Загадка.
– Слушайте, вы – вам надо поспать. А лучше к Лагерфельду. Тут у вас дело не в памяти…
– Я… не гей, – скомкано бубнил Мак. – И не хочу жить не пойми с кем…
– Я не «непойми кто…», – огрызался Декстер.
– Да будь ты хоть самим Сиблингом, я бы жить с тобой не хотел.
– С Сиблингом я бы тоже не хотел…
– Халк, ты уже выяснил, кто из нас надел кому кольцо?
– Да никто из вас никому ничего не надевал! Вы не чувствуете, что находитесь под кайфом?
– Кайфа я не чувствую никакого, – с негодованием процедил Рен.
– Я тоже не чувствую…
– Болваны! А почему бы вам просто еще раз не обменяться кольцами?
– Снова?! – Одновременно ужаснулись и Мак, и Рен. И сенсор молча хлопнул себя по лбу – бесполезно. Этим двум сейчас бесполезно что-то объяснять – их нужно срочно доставить к Стивену, чтобы тот вывел из крови наркотик.
– Так, вас надо к доктору, слышите? К Стиву. Такси ваше? Давайте, залезайте в него, я назову адрес, если его вы тоже забыли.
– Слышь, Рен…
Мак, несмотря на увещевания Халка о том, что им пора куда-то ехать, с места не двигался. – Рен…
– Что?
Конрад не сразу сообразил, куда именно смотрит Чейзер.
– Зря мы сюда приехали…
– Почему?
– Посмотри на Халки…
– Я смотрю.
– Ты на штаны его посмотри…
– А что с ними не так?
– Ты посмотри!
И взгляд друзей уперся сначала в стоящий под льняной тканью брюк член, затем друг в друга, затем в лицо Халку – на этот раз обвиняющий.
– У тебя на нас… стоит.
Конрад был готов скрежетать зубами.
– У меня стоит не на вас!
– А на кого – на таксиста?
– Тьфу, мать вашу! Слушайте, давайте уже к Лагерфельду – я ему позвоню, скажу, что вы едете.
– Ага…
Сложно, нудно и с горем пополам друзей удалось запихать обратно в такси. И последним, что услышал Конрад прежде, чем машина отъехала, была фраза Мака: «Не-е-е, я бы с ним на одно сиденье не сел. И ответ Рена: «Я бы тоже».
Дожились!
Шагая обратно к дому, Халк удивленно качал головой, ворчал, посмеивался и чувствовал, что через секунду однозначно обмочится.
* * *
Когда до Стивена дозвонился Мак Аллертон и скомкано объяснил, что едет к доктору в особняк, Лагерфельд моментально покинул штаб и до самого конца пути не мог унять тревогу. Почему на том конце был такой странный голос? Ранен? ЧП? Беда? Случилось что-то из ряда вон? Подъезжая к дому, Стив ожидал увидеть что угодно – заляпанный кровью газон, чье-нибудь валяющееся под кустом бездыханное тело, воющую рядом подругу и протяжный стон «Спаси-и-и-ите!». Всего за какие-то пятнадцать минут он успел накрутить себя до предела – от самого портала с «Войны» уговаривал себя, что ничего страшного не произошло – но ведь звонил не кто-то чужой, звонил друг, и, значит, беда!
Беда, однако, выглядела странно: друг (не один, а целых два), оказался не убит и даже не ранен, стоял себе вполне ровно (правда, недолго), алкоголем не пах, но совершенно отчетливо пах не то безумием, не то дурманом. Второе, скорее всего, было прямым следствием первого.
– У Халка на вас стоит? Не верю! – махал руками Лагерфельд и торопил коллег пройти в дом. – Он не помог вам вспомнить, где живете? С кем живете? Эй, вы кололись этим утром?
Друзья божились, что не кололись, однако очевидным помутнением рассудка для доктора, который такие вещи умел различать с полувзгляда, совершенно точно страдали.
– Что-то пили? Ели что-нибудь необычное?
Оставленный стоять у стола Рен качался, Мак пытался прикорнуть прямо на софе в гостиной, и оба то и дело твердили, что ненавидят геев, что сенсор ловко все эти годы шифровался и что жить далее друг с другом они не намерены.
Ну, полный швах…
Не успел Стив решить, что начался самый настоящий дурдом, как выяснилось, что дурдом еще не начался. Ситуация стала патовой, когда в дверном проеме вдруг показался замотанный в простынь Эльконто – Эльконто странного цвета! В шапочке, в солнцезащитных очках и…с совершенно синей кожей.
Не успел Лагерфельд спросить Дэйна, зачем тот намазался синькой, когда тот с порога заголосил:
– Док, я там насрал у тебя под кустом. Не вини, друг, а-а-а? Не удержался, я потом объясню, ты дай лопату, я закопаю – вся простынь в дерьме, видишь?
– Под кустом насрал? – ошеломленно переспросил док.
– Он тоже… голубой…, – обреченно вздохнул Мак. – Я знал. Рен, я знал. Он слишком сладкоголосый, да, Рен? Рен?
Рен к тому моменту уже спал на ковре у стола.
День Дурака Меган ненавидела. Да и за что его любить, если в памяти одни неприятные воспоминания: намазанный клеем стул, стертые с жесткого диска клиентские базы, вытащенные из сумочки инструменты – заточки, отмычки, магниты, скрепки? Куда она – Локер – без них? Именно так по-дурацки шутили над ней у Тони – противно вспоминать. И ладно бы только у Тони – в Кину тоже старались на славу: подмешивали ей в чай сухой ликер, который чувствуешь лишь тогда, когда он уже в желудке, перепрограммировали бортовой компьютер в машине, после чего старая колымага едва не слетела в кювет, один раз выстригли на затылке треугольником волосы… Доброхоты. Юмористы фиговы.