– Я так и думал, что тебе его работы понравятся, –сказал Ксавье, направляясь к машине. Он был очень доволен. – Лайамневероятно талантливый, по-моему, он и сам не понимает насколько. – Ксавьеискренне гордился своим другом.

– Да, это бесспорно. – Саша ни на миг несомневалась, что приняла верное решение, и была рада находке сына. Можно былотолько гордиться, что у мальчика такой верный глаз.

– И парень он хороший, – продолжал Ксавье. –Порядочный, честный. Любит жену и детей. Временами чудит, но человек все равнохороший. Он сумасброд, но безобидный.

– Жаль, что его жена в Вермонте. Я бы хотела с ней познакомиться.По спутнику жизни можно многое сказать о человеке, – негромко прибавилаСаша, и Ксавье ответил не сразу.

– Она у него потрясающая. Они женаты с незапамятныхвремен. Но она уже довольно давно переехала в Вермонт.

– Как это понимать? – недоуменно взглянулаСаша. – Они женаты? Или она от него ушла?

– Думаю, ответить надо утвердительно на оба вопроса.Они по-прежнему женаты, но, кажется, решили немного отдохнуть друг от друга.Что-то в этом роде. Он об этом говорить не любит. Она каждое лето ездила вВермонт к родителям. А в этом году так и не вернулась. Он говорит, она решилапобыть там подольше. Она еще в июле уехала. Он отличный парень, но, думаю,жизнь с ним не сахар. Она помогала ему закончить учебу, работала горничной накурортах. А здесь была секретаршей. Она тянет на себе и его, и детей и миритсясо всеми его выкрутасами. Не думаю, что он когда-нибудь с ней разведется, ното, что ей было нелегко волочить семью из пяти человек, это факт. Я надеюсь,она все же вернется. Она славная женщина. И он ее любит, я знаю.

– Может быть, хоть теперь в его жизни что-тоизменится, – задумчиво проговорила Саша. Старая история! И очень, увы,банальная! Большинство художников доводит жен до белого каления, знай себемалюют, пока те их содержат. Это не первый брак, принесенный на алтарьискусства. Все это она слышала уже много раз. – Если это ему как-топоможет, я бы могла выплатить кое-какой аванс. Послушаем, что он скажет сегодняза ужином. Может, им удастся наладить супружеские отношения.

– Это наверняка поможет, мам! Момент как раз оченьудачный. В будущем году их старший сын поступает в колледж. Деньги им ох какнужны!

– Будем надеяться, что нам удастся добыть ему кучуденег. Только это не в одночасье происходит. – Впрочем, оба знали, чтобывает и такое. После того, что она только что услышала, Саша надеялась, что сЛайамом случится именно так. Ясно, что его семья заслужила это не меньше, чемон сам. Тем более раз мальчику надо продолжать учебу. Невозможно представитьЛайама отцом студента. Скорее его самого можно принять за студента.

Ксавье еще раз обнял мать и пообещал наутро составить ейкомпанию за завтраком. Они сговорились на десять, так как с утра ей надо былосделать несколько звонков. В аэропорт надо выезжать в двенадцать, и последниечасы в Лондоне ей хотелось провести с сыном.

– Смотри, не шали там! – нарочито строгим голосомсказала Саша. Ксавье со смехом кивнул и удалился. По крайней мере, сегодня онбудет не с Лайамом, утешила себя Саша. Правда, теперь, когда она с ним наконецпознакомилась, он перестал казаться ей исчадием ада, оказывающим на Ксавьедурное влияние. Скорее всего, Ксавье прав: Лайам инфантильное, но не опасноесущество.

– Утром увидимся! – помахал рукой Ксавье, сел всвою машину и, весьма довольный собой, укатил. Сегодня они сделали большоедело. Теперь у Лайама все пойдет как по маслу. Его будущему только что был данзеленый свет.

Сашин шофер заехал за Лайамом ровно в половине восьмого, каки было условлено, а без четверти восемь они забрали Сашу из отеля «Клэридж».Она уже ждала внизу и сразу направилась к машине. Оба ехали на заднем сиденье.На Лайаме был приличного вида черный костюм и красная рубашка, собственноручноперекрашенная из белой. Это была та самая рубашка, которой, как полагал Лайам,он полировал машину. Теперь Лайам вспомнил, как перекрасил ее однажды в сильномподпитии, считая, что это будет круто. На данный момент это была егоединственная сорочка. Оставалось надеяться, что Саше она понравится. Сашерубашка не понравилась, но она промолчала. Он же художник! Художником, впрочем,был и ее сын, и, если бы Ксавье посмел в таком виде явиться в «Бар Гарри», онабы его прибила. Но Лайам был не ее сын, приходилось терпеть и помалкивать.

Саша украдкой оглядела его обувь. Туфли с виду былиприличные, «взрослые» туфли с дырочками для шнурков, однако по неведомойпричине Лайам от шнурков избавился. Одеваясь, он вспомнил, что, кажется, ониему для чего-то понадобились – кажется, надо было что-то завязать, что именно –он уже не помнил. И Лайам решил, что без шнурков туфли выглядят даже лучше, иоставил все как есть. Он был чисто выбрит и вымыт, от него вкусно пахло дорогимпарфюмом, безукоризненно промытые длинные волосы были стянуты резинкой, аповерх нее перевязаны черной лентой. Лайам был красив и почти безупречен. Если быне красная рубашка и туфли без шнурков, его вполне можно было бы назватьреспектабельным, но ведь он, в конце концов, художник! Никакие правила дляЛайама не существовали, он их просто не признавал. Какой смысл следоватьправилам, придуманным другими, когда можно изобрести свои? Отчасти поэтому егожена и не спешила возвращаться из Вермонта, куда уехала еще в июле. Но,несмотря на разукрашенную рубашку и хвост на голове, в его внешности былочто-то аристократическое. К тому же он был безоговорочно красив. Привлекательныймужчина. И оригинальный. В другой жизни он мог бы быть актером илиманекенщиком, адвокатом или банкиром, но сейчас его перекрашенная рубашкавыдавала в нем не только художника, но и бунтаря. Она словно говорила за него:«Посмотрите-ка на меня! Я могу делать все, что захочу. И вы не можете мнепомешать!»

– Я нормально выгляжу? – спросил он у Сашинеуверенно. Та кивнула. Она решила пощадить его самолюбие, тем более чтосорочку можно было счесть произведением искусства. А на отсутствие шнурков онаобратила внимание, только когда они уже входили в бар. Присаживаясь к стойке,Саша заметила, что носков на нем тоже нет. Знакомый метрдотель молча протянулЛайаму черный галстук, который вполне подошел к его рубашке. Саша помогла егозавязать, как всегда помогала Ксавье, когда они еще жили вместе. Лайампробормотал, что так давно не носил галстуков, что забыл, как они завязываются.Он, однако, чувствовал себя совершенно непринужденно. Его нисколько не смущалтот факт, что все мужчины в зале в элегантных костюмах и сшитых на заказсорочках, а женщины – в изысканных платьях от известных кутюрье. Что у Лайамабыло в избытке, так это уверенности в себе. Исключение составляла Саша. Он явнохотел произвести на нее впечатление, но не знал как. Она держалась такестественно и одновременно по-светски, что рядом с ней он вдруг почувствовалсебя простаком. Она обращалась с ним как с ребенком. На его вопрос, как онвыглядит, ответила, что прекрасно; вошла в ресторан с ним под руку, как будтоон ни в чем не уступал всем остальным присутствующим мужчинам. От этого уЛайама начала кружиться голова, и, садясь к столику, он уже воображал себяфигурой масштаба Пикассо.