– Доброе утро, зять правого плеча, – демонстративно сделав поклон, правда, не вставая со стула, поприветствовал меня Зарук, когда я спустился в обеденный зал.

– Очень смешно. Где все?

– А поздороваться?

– Вторым? После сотника? Пф-ф-ф.

– Извините, тысячник Элидар. Впредь буду придерживаться этикета.

– Не-е-ет, сотник Зарук. Пять палок, за неуважение.

– Лихо. Не повезло твоим новым подчинённым.

– Ага. Кстати, надо бы узнать, кто они, – я протянул руку за свитками, покоящимися по центру стола. – Так… где все?

– Твой младший учится убегать от клинка Ротимура. Лумм с утра исчез куда-то. Может, всех подождём? Нам тоже интересно.

– Точно. Так и сделаем, – я надломил первую печать.

Как назло попался свиток с назначением Лумма.

– Не выглядишь удивлённым, – приняв от меня бумагу и прочитав содержимое, посмотрел на меня Зарук.

– У отца научился.

Во втором свитке содержался текст о том, что некий либалзон, лиграндзон и тому подобное, является владельцем дома в Прибрежном квартале, но… только пока находится на службе у Императора. Полуподарок какой-то. Ладно, хоть без налога.

– Не самый лучший квартал, – усугубил моё мнение о содержании документа Зарук.

– Самое интересное, – я взял в руки третий свиток, но отвлёкся на кухарку. – Ритука, приготовь отвара.

– Ты вот это будешь спрыскивать водой? – Наигранно удивлённо спросил зять.

– А нет ничего. Пошли своих, если хочешь.

– Уже. Я с утра твоего посылал. Ритука принеси кувшин.

Третий документ мне почти ничего не сказал.

– Бирюзовая крепость, – прочитал я назначение.

– Хм… Даже не знаю…

– Что не так?

– Да… так всё… Крепость, это лучше чем походная тысяча… Только вот эти Бирюзовые и Синие, это тепленькие места для имперских лиграндов.

– Зарук! Не растягивай бутылку на весь вечер! – Не вытерпел я, чувствуя, что зять уже смакует.

– Рудники.

– В смысле?

– В прямом. Это имперские рудники.

– Вот же… – я кинул свиток на стол. – Лучше бы уж в шатры.

Настроение упало ещё больше. Место действительно тёплое, только среди воинов находится в самом низу рейтинга назначений. Ну, не ценится среди настоящих мужиков охрана, вернее стража кучки голодранцев в кандалах.

Лумм вернулся только к обеду, когда мы вчетвером с Ротимуром и появившимся Корном опорожнили уже третью бутылку. Он с серьёзным видом прочитал все три свитка. Вот кому можно было дать премию за невозмутимость, так это ему. Правда, с вероятностью в девяносто девять процентов, он и до этого знал содержание бумаг.

– Посмотрим дом? – Предложил Лумм.

Дом. Забавно. Я надеялся на что-то подобное тому, в котором мы проживали сейчас. А тут… После того как мы съездили в канцелярию за ключами и достигли квартала, где ощущался влажный бриз с моря, перед нами предстало одноэтажное невысокое, скорее даже приземистое строение. Во дворе дома красовались: покосившаяся конюшня, купальня и толи сарай, толи дровяник. Причём двор был, только передний. О заднем и речи не было, как и окон в ту сторону.

– Домик прислуги, – просветил меня Лумм, видя, как я заглядываю в сарай, разделённый на две половины.

– Не развернёшься, – осмотрел я запылённое помещение.

– Да уж… – поддержал Лумм.

Правда, разглядывая в это время дворик.

– Лигранд, ты уверен, что тебя наградили?! – крикнул из окна, в котором отсутствовало стекло, Ротимур.

– Я бы на вашем месте, либалзон, не так громко обсуждал подарки императорской семьи, – по-дружески осадил Ротимура бывший десятник, то есть мой старший воин.

Хотя, с учётом того что он старший воин тысячника… де-юре он мог даже прикрикнуть на Ротимура. Должность Лумма была теперь чем-то средним между тысячником и сотником.

– Хотя ты и прав… – неожиданно закончил Лумм. – Тут ремонта выйдет не на один империал.

– Ладно бы в десяток уложиться… – тягуче пробормотал брат. – Если поспрашивать, то уверен, в этом квартале империалов за сорок получше можно купить.

– Нет. В Дувараке жильё дорогое, – ответил Лумм. – Полагаю, этот-то за шестьдесят стоит.

– Едем обратно, – махнул я кучеру. – Поживём пока в гостевом.

– Оттуда съезжать через два дня, – оповестил Лумм. – Во дворце предупредили.

– Прекрасно…

– Поедете в казармы, – ухмыльнулся Зарук.

– Не смешно. Ты тоже поедешь, не забыл?

– Нет. Я в Якал послезавтра, – оскалился зять и вполголоса запел довольно знаменитую в Исварии шутливую песню про жалостливого хозяина собаки: – Я построил псу конуру. А пёс мне сказал: не пойду. Потому что с женой и щенками, я в неё не войду… – но, увидев улыбки своего десятка, прекратил и гаркнул воинам построение в одну линию.

Надо было видеть, как пятёрка воинов, держа лошадей в поводу, пытаются разместиться на пятачке дворика, где одновременно кучер разворачивает карету.

– Лумм, садись, побеседуем, – кивнул я на свой транспорт.

– К тесноте привыкаешь? – Зарук вновь не удержался от подкола, но в этот раз произнёс его так, чтобы слышал только я, Лумм и Ильнас крутившийся рядом.

В казармы я не хотел, поэтому надо было как-то решать с возможностью ремонта «подарка». А единственный местный в моём окружений, был Лумм. Дело в том, что деньги были, но не в таком уж большом количестве, в особенности, учитывая, что мне нужен нормальный жеребец которого я так и не приобрёл. Опять же, жить почти луну тоже на что-то надо.

– Я попытаюсь переговорить во дворце по поводу дальнейшего проживания в гостевом доме, – выслушав мою просьбу, вместе с откровениями о финансовом положении дел, произнёс Лумм. – Если честно я очень удивлён такой милостью.

– Мне показалось, что Младший император не очень то желал возводить меня в тысячники.

– Не знаю, – после секундного раздумья ответил Лумм. – С чего бы ему?

Я мельком посмотрел в глаза старшему воину. Он сразу отвёл их. Лумм врал. Отчётливое ощущение лжи. Я заметил одну особенность в восприятии мной чужих эмоции: если вокруг находится более одного человека, то я слабо улавливаю отношение ко мне, а вот наедине… Надо развивать в себе этот дар – однозначно полезный навык. И ещё надо развивать актёрские навыки, так как когда ты знаешь, что с тобой не совсем откровенны, то общаться становится значительно тяжелее. Например, сейчас Лумм прочувствовал моё недоверие к его словам, причём безо всякой магии. Хотя я его и не скрывал, отвернувшись в окно и разглядывая сторонящихся от нашей кареты прохожих.