– Нужна глубокая разведка, – важно и деловито сказал он. – Спроси у Андрюхи, где учится брательник этого Махно.

Оказывается, он давно уже слушал наш разговор и, кажется, все понял раньше меня. (У нас в квартире два параллельных аппарата.)

– Он не в нашей школе учится, в соседней, за оврагом.

– Пусть узнает, как его зовут, – распорядился Алешка.

Никишов пообещал, попрощался и передал привет Таньке.

– Вот ни за что! – возмутился Алешка.

Но Никишов уже положил трубку.

В общем, как-то все неуютно образовалось. С одной стороны – какая-то махинация Чашкина и его итальянской команды, а с другой – грабители пенсионеров под руководством, похоже, взрослого и опытного жулика. И конечно, нам и в голову не могло прийти, что это все – один ядовитый клубок. Распутывать который не только трудно, но и опасно…

Но наш Алешка, как оказалось, «держал все нити расследования» в своих руках, на пустяки не отвлекался и всюду успевал. В том числе и в учебе. В чем немало помогала ему Танька. Но она же и подбрасывала ему новые факты и загадки.

Как-то вечером они уселись за Алешкин стол – голова к голове – и долго шушукались. Для конспирации они даже включили телевизор погромче. Но так как и друг друга им плохо было слышно, то они – хочешь не хочешь – орали изо всех сил. Вместе с рекламой получалась совершенно загадочная звуковая картинка.

– Ты что, совсем?

– До десяти раз больше!

– У тебя реально крыша прохудилась!

– Я этого достойна!

– Кто сказал? Крышкин?

– До-ши-рак!

– Много твой Костя понимает!

– Не тормози – сникерсни!

– Но куда-то они делись!

– Теперь и в новой упаковке!

– Да найду я их!

– Пятерочка выручает!

Тут вошла мама и, не расслышав, радостно спросила:

– У кого «пятерочка»? Неужели у Алешки?

– У Крышкина, – буркнул Алешка. – По пению.

Потом Танька, глядя в свой листок, стала что-то диктовать Алешке, а он записывал это на свой листок, высунув язык от усердия и внимания. Танька диктовала и одновременно поправляла:

– Лешк, «этюд» через «д» пишется.

– Эдюд?

– А «речка» без мягкого знака.

– Это смотря какая речка.

– И смотря какое «дериво».

Они еще пошушукались, поспорили, а потом Алешка сложил свой листок и убрал его в ранец. А Танька сказала:

– Только ты будь осторожен.

– Буду, – пообещал Алешка. – Более-менее.

Пора было вмешаться. Как старшему по команде.

– И что вы затеяли? – спросил я.

– Ничего особенного, – объяснила Танька. – Я составила полный список всех пропавших работ.

– Из «Вашей гордости»?

– Ну да. Там кто-то здорово поживился.

– И этот кто-то – не я! – сказал Алешка. – Но зато я знаю – кто. Нужно только кое-где кое-что проверить.

Я вот о чем подумал: если мы узнаем, кто воровал работы учеников, то станет ясно, зачем это делается. А пока все это загадочно и непонятно. Ведь не для продажи их крали. Рисунки, конечно, хорошие, но далеко не мировые шедевры, не великие произведения искусства. Так что нужно разгадать эту загадку, а может быть, даже тайну, потому что за ней наверняка простое преступление. Или уже совершенное, или подготовляемое. И за него кто-то должен ответить…

Сегодня после уроков Алешка снова собрался к Чашкиным. Он к ним ходит, как в школу. И я бы не сказал, что с большой охотой. Но его там очень хорошо принимают. Он у Чашкиных обедает (дома, кстати, тоже), с Левой вместе они делают уроки, во что-нибудь играют. Кормят его там хорошо – в основном деликатесами (правда, после этого он дома с азартом наворачивает жареную картошку). Алешка, добрая душа, и о нас не забывает. Однажды даже притащил маме и Таньке по бутерброду с разной икрой – черной и красной. Правда, у него в кармане она перемешалась. Потому что Алешка эти бутерброды сложил вместе. Как он выразился, лицом к лицу, и они слиплись. Но мама их не стала разлеплять, а просто разрезала. И девочки стали есть, как сказала мама, ассорти.

– Очень вкусно, – оценила Танька. – Только чем-то попахивает.

– Керосином, – безмятежно объяснил Алешка.

Мама чуть не поперхнулась:

– Каким еще керосином?

– Обыкновенным. Мы им руки от краски отмывали. А потом я их платком вытер.

– И ты в свой керосиновый платок завернул бутерброды? – ужаснулась мама.

– Что я – совсем? – обиделся Алешка. – Ни в чего я их не заворачивал. Просто они в одном кармане лежали.

– Ну в другой бы положил!

– В другой нельзя, в нем гвозди. Кто ж будет бутерброды с гвоздями есть?

Действительно!

Как выяснилось, они с Толстым Мальчиком ремонтировали сорвавшуюся со стены книжную полку, покрасили ее, а потом отмывали руки керосином.

– Можете не есть, – сказал Алешка, – я вам завтра других принесу. С ветчиной без керосина.

– Спасибо, – сказала мама, – но лучше не надо.

Когда мама ушла в прачечную, Лешка достал из ранца свой листочек, который заполнил накануне, под Танькину диктовку. Это был список украденных рисунков.

Алешка развернул листок и объяснил:

– Где галки стоят, это у них, у Чашкиных.

В списке было около тридцати названий картин. Штук десять из них были отмечены Алешкиной рукой.

– Я ведь сразу догадался, что этот Чашкин жулик. Только мне кажется, что он не мелкий жулик, а довольно приличный.

Приличный жулик – это звучит. Примерно как умный дурак.

– Ну, а за черепицей ты в Италию поедешь?

– Легко. Они меня все время уговаривают. Говорят, что мне там откроются… эти… переспективы. В виде навороченного смартфона и скутера.

Странно как-то… Зачем им нужен Алешка в Италии? Чтобы Левушке не было скучно?

– Я еще сам не догадался, – признался Алешка. – Но эта Ираида завтра придет наших родителей уговаривать.

– Чтобы тебя в Италию отпустили? – спросила Танька.

– Не сразу. Сначала у них на даче пожить, на каникулах. Для тренировки.

– Какой еще тренировки? – изумился я. – К пицце привыкать?

– И к языку. Я уже много нахватался. Рим, синьор, бамбино, сольдо, чао!

– Какао! – добавил я.

– Но это так, – объяснил Алешка, – повыпендриваться. А главный язык у нас будет английский. Мы там, на даче, будем по-английски «спикать».