На воздухе голова у меня быстро проветрилась, но все равно ничего не придумалось. Да еще и вмешались какие-то вещи. Что за вещи? При чем здесь Алешка? Почему папа был очень доволен, когда мама прочла про эти вещи?

В общем, мысли скакали легко, но без всякого толка. И я даже не заметил, как вышел на край оврага, где стойко, в любую погоду держали свою оборону местные художники.

И Машка Козлова оказалась на своем посту. Со своим этюдом. Мы поздоровались, и я спросил, исправила ли она неправильное воронье гнездо? Оказалось, что исправила и вообще переписала этот этюд по-другому. Вроде как на нем не просто грустная осень, а загадочный осенний вечер.

– Что скажешь? – спросила она, отступая в сторону. – Глянется тебе?

В целом – да. Романтическая картинка. Загадочная река, загадочный мостик и загадочная на другом берегу заброшенная сторожка. В окошке которой теплился загадочный огонек. Будто в ней собрались на свои посиделки домовые или гномики.

– Это ты здорово придумала, – сказал я. – С этим огоньком.

– Да я не сама придумала, – призналась Машка. – Как-то почти дотемна заработалась, смотрю – а там мелькнул огонек. Ну я идею и похитила.

Тут меня прямо что-то кольнуло. Не знаю точно – куда. Прямо в несколько мест. Я вспомнил Алешкины слова про «президенцию». Про новый замок и про то, что там собирается по вечерам компания хулигана Махно.

Машка еще что-то говорила, работая кистью, но я ее почти не понимал. Пока не услышал:

– …И вот тебе новость, Дим! Чашкин вдруг воспылал любовью к Сашкиной мазне. И сразу три акварели у него купил. – В голосе Машки не было зависти. Она возмущалась тем, что людям предлагают любоваться заведомо бездарными поделками. – Правда, он почему-то на продажу их не выставил, а куда-то припрятал. – Она отошла на шаг от мольберта, вгляделась. – Как ты думаешь, посадить на крайнее дерево ворону? Для равновесия композиции.

– Или двух, – ляпнул я, не задумываясь. – Для равновесия. – И угадал.

– Пожалуй, ты прав. У тебя хороший глаз.

«Скорее чувство юмора», – подумал я. Но Машка опять вернулась к Сашкиным работам.

– И знаешь, все почему? Говорит, что Сашка прекрасно стилизует свою мазню под детские рисунки. Это, говорит, в Европе сейчас очень модная манера письма.

– А Италия в Европе? – машинально произнес я.

Машка засмеялась:

– Дим, ты все такой же задумчивый, как в первом классе.

А я не задумчивый. Я сосредоточенный и настороженный. И давно уже под Машкины возмущения наблюдаю за трансформаторной будкой.

Потому что она явно ожила. Не сама по себе, конечно. Просто к ней стали стекаться домовые и гномы. Но далеко не сказочные и не добрые.

Первым подошел высокий парень Махно, огляделся и, отперев замок, исчез внутри. Потом стали подходить другие. Кто поодиночке, а кто по двое и по трое. И все оглядывались и шныряли внутрь. Как крысы в нору. А последним пришел длинный дядька, совсем уже не гномик. Этот оглядывался посерьезнее и повнимательней…

– Очнись, Дим! – засмеялась Машка. – Ты влюбился, что ли?

– Ага, – сказал я. – Вон она, мелькает на том берегу.

– Догоняй, что стоишь-то? Это вон та девчонка с собакой? У тебя хороший вкус. Беги скорей.

А я уже бежал. Скатился к реке, пробежал мостиком и, немного углубившись в лес, направился к будке.

Что я там буду делать, я и сам не знал. Но то, что мне могли там здорово настучать по глупой тыкве, – это без вариантов. Поэтому я был очень осторожен. Как индеец на тропе войны. Подкрался меж деревьев к задней стенке будки и замер, прислушиваясь.

Слышно было плохо – окон в будке нет, щелей тоже. Но кое-что я разобрал. Хотя слушать было противно – ругательных слов больше, чем нормальных. И не потому что там ссорились. Просто у них такая манера говорить – связывать приличные слова неприличными. Казалось, что ребята друг перед другом выпендривались – кто погрязнее выругается.

Постепенно я вник в суть разговоров и стал кое-что улавливать. И вдруг такое уловил, что чуть не сел каким-то местом на мокрую землю.

Свисток этот мелкий похвалился перед кем-то:

– А я, шеф, одного пацана припахал. На вид ботан хилый, а пацан правильный. Мы с ним в «Пятерке» чипсы тырили.

– Молодец, Свисток, – ответил ему густой взрослый голос. – Познакомишь. А мне в девяносто пятом двери откроешь. К трем подходи. Все усек?

Дальнейший гомон я уже не слушал. Достаточно было, что этот хилый ботан – наш Алешка. А этот, с густым басом, видно, главарь и наставник махновской банды. Вот тут я порадовался, что наш Алешка сейчас гоняется на квадроцикле за фазаньими курочками.

Я отошел в глубь парка и стал ждать. Вскоре взрослый мужик вышел, опять огляделся и пошел берегом Самородинки к дальним домам.

Я, естественно, взял его под наблюдение. На основе главного правила слежки – не прятаться, не отворачиваться, а независимо идти по своим делам.

Один раз я даже обогнал этого дядьку, но обернуться, чтобы «срисовать» его, не решился. А возле крайнего дома вовсе его потерял. Вот только что он был у меня на глазах, и вдруг нет как нет. Опытный жулик. Но я тогда не знал, насколько я прав…

По правде сказать, я немного растерялся. Позвонить папе? А что я ему скажу? «Пап, тут один Свисток должен одного дядьку в подъезд впустить». Неубедительно. Тем более что я и сам не понимал – что это значит. Просто чувствовал, что дело подозрительное, а в чем его суть – кто же знает. И я решил действовать сам. Вернее, даже не действовать, а понаблюдать. В случае чего-нибудь конкретно опасного позвоню нашему участковому дяде Грише.

Я давно уже заметил: сначала мучаешься, сомневаешься, а как примешь решение, так сразу становится легче. И голова начинает лучше работать, и ноги несут туда, куда надо, и руки, что надо, делают. Вообще-то, в этом случае было бы лучше, чтобы ноги унесли меня подальше от девяносто пятого дома. А руки бы покрепче заперли дверь моей родной квартиры. Но я это понял гораздо позже.

В общем, я захватил первый попавшийся учебник для маскировки и уселся под детским «грибком» напротив подъезда. Около трех часов дня по московскому времени.

Вскоре с разных сторон к дому подошли Свисток и его «шеф», у которого на плече висела небольшая черная сумка. На меня они не обратили никакого внимания, о чем-то тихонько перемолвились, и Свисток нажал кнопку домофона. Когда ему ответили, он жалобно заскулил:

– Тетенька, откройте, пожалуйста. Я наш код забыл, а дома никого нет. И дождик кругом.

Конечно, тетенька его пожалела, домофон запиликал, дверь раскрылась. Дядька с сумкой исчез в подъезде, а Свисток – за углом.

Ну и что?

А вот что… Через какое-то время дядька выскочил из подъезда и реально исчез. А вдали послышалась сирена полицейской машины. Она резко затормозила у подъезда, из нее выскочили полицейские с автоматами. Двое остались снаружи, двое скрылись в подъезде.