Когда ремесленники вылезли из-под обломков, кашляя от поднявшейся пыли, дома не было. Вместо него стояла застывшая вспученная серебряная масса, напоминавшая замки из песка, которые возводят дети на побережье.

Они отошли в сторону, глядя на развалины. За ними раздался треск, только визидарцы успели расступиться, как рухнуло и Плачущее дерево. Без корней оно не держалось на земле.

— Жаль твоего дворца, — сказал Стурла, стирая с лица грязь.

— И плачущего дерева, — добавил Итиро.

— Ничего, — засмеялся Тафари, — я рад, что мы уничтожилилогово малумов.

Итиро еле нашёл Огненную палочку — благо она немного мерцала в кромешной темноте. И, освещая ею округу, визидары собрали вещи, какие смогли найти.

После они отправились на берег, где в кустах у Тафари была спрятана лодка. Ремесленники втроём вытолкали её в воду, сели и поплыли. На вёслах были Тафари и Итиро. А Стурла сидел на корме. Он освещал дорогу, высоко подняв Огненную палочку.

— Куда мы теперь? — спросил гном у Следопыта.

— Добывать мой тол. Он хранится у племени Ваконьинго. Это воинствующие гномы, живущие у горы Килиманджаро. Я как-то пытался с ними поговорить, но в диалоги они не вступают.

— С гномами я всегда договорюсь, — махнул рукой Стурла, — главное веди нас, туда, где они находятся.

Переплыв на берег, путники устроили ночлег, а с утра двинулись в путь.

По дороге к Килиманджаро Стурла и Итиро много раз убеждались, что Тафари знают все и недаром называют Следопытом. Везде он ориентировался так, словно в давно знакомом доме. Всё видел и чувствовал. Шёл по звериным следам. Легко предсказывал погоду, наперёд знал все окрестные новости и заранее предупреждал Стурлу и Итиро о встречах с животными и людьми. В любом племени Тафари были рады так, словно к ним, действительно, спустился бог. К нему шли с вопросами и просьбами, и каждого Тафари выслушивал, кому мог — всегда помогал.

…Через несколько дней похода визидары, наконец, увидели сияющую вершину Килиманджаро. Стурла всё боялся, что они пропустят нужную гору — во фьордах Норвегии это обычное дело. Но не заметить Килиманджаро было нельзя. Она одиноко возвышалась среди равнины, украшенная снежной шапкой, словно пирог сахарной глазурью.

Когда они подошли к ней вплотную, то были уже достаточно уставшими. Итиро всю дорогу думал, как не хватает здесь духа Аширай Яшики. Он бы донёс их, куда надо, за одну секунду. Хорошо хоть воды они могли напиться досыта — спасала бамбуковая палочка.

Начали восхождение, но из-за наступивших сумерек пришлось сделать новый привал.

— Завтра к полудню доберемся, — сказал Тафари, после длинного ужина.

Стурла поев, повеселел и запел песни. Снег, который он увидел на вершине Килиманджаро, вернул его к жизни и вдохнул оптимизм. Весь поход давался Стурле с трудом из-за жары, хоть гном и отказывался раздеваться и снимать шлем. Дорога на жаре ему казалась бесконечной. Но сейчас Стурлу было не узнать — подпевая сам себе, гном пустился в пляс.

Итиро и Тафари хлопали ему в ладоши и смеялись — так ловко Стурла танцевал, как будто и не было длинного похода и изматывающих нагрузок. В конце танца гном снял шлем и поклонился. Потом плюхнулся рядом с Тафари, отдышался и спросил:

— Ну, вот найдём мы завтра твой тол. А куда дальше путь держать?

— Я не знаю, — пожал плечами Тафари.

— Как не знаешь? Ты должен знать! — вскочил Стурла, — поройся в вещах, поищи. Где-то же должна быть информация, куда нам направляться дальше!

— У меня кроме шапочки и крыла мыши ничего нет, — сказал Тафари.

Он снял шапочку, и они втроем внимательно её осмотрели, но ничего не нашли. Потом все по очереди оглядели крыло мыши. Стурла его и понюхал, и даже попробовал на вкус. От крыла в его голове, конечно, прояснялось, но никакой новой информации не появилось.

— А предки тебе ничего не передали? — спросил Итиро.

— Нет, — покачал головой Тафари.

— Так что же нам делать? — растерялся Итиро.

Помолчали. Где искать следующего визидарца? Может, всёэто выяснится завтра, когда они получат тол? Но всё же тревожная морщинка опять пролегла меж бровей Стурлы. Он лёг на импровизированную из жилетки лежанку и, подперев щёки руками, затянул протяжную песню.

— Какая она красивая, — сказал Итиро, когда гном пропел последний куплет.

— Это колыбельная, — объяснил Тафари. — В ней Стурла пел о красоте севера и о младенцах, которые засыпают тёмной полярной ночью, когда звёзды падают в холодный фьорд.

Стурла кивнул.

— Чудесно, — покачал головой Итиро, услышав перевод.

— Наверное, колыбельные всего мира красивые, — размышлял Тафари, заложив руки за голову и глядя в небо. — Ведь матери вкладывают в них всю свою любовь. У нас в семье тоже была своя колыбельная. Бабушка пела её моей матери, когда она была малышкой. А потом, когда она выросла, то пела её уже мне. А я научу этой песне своих детей, когда придёт время.

— Спой! — попросил Стурла.

— Да нет, — смутился Тафари, — петь так, как ты, я не умею.

— И не надо как я, спой как ты, — возразил Стурла.

— Ну, спой, — подключился к разговору Итиро, — интересно послушать африканскую колыбельную.

— Ладно, — опустив голову, засмеялся, сверкнув зубами, Тафари.

Он немного помолчал, а потом затянул песню. Тягучая, словно мёд диких пчёл, и красивая, как выпуклые африканские звёзды над ними… Она была на наречии Тафари, для Стурла и Итиро недоступном, но звучала так печально красиво! Щемящие сердце звуки колыбельной неслись над травами, камнями, и всё в природе вокруг от неё остановилось, замерло. Казалось, вся саванна примолкла, слушая Следопыта. Когда он замолчал, и снова запели цикады, Итиро, которого песня тронула до глубины души, задумчиво спросил:

— Грустная песня. Надо было взять твоё крыло, чтобы понять её. А о чём она?

Тафари опять широко улыбнулся.

— Да, грустная. Ну, если переводить точно, то она о девушке Дилман. «Дилман, Дилман, бедная Дилман, — поётся в ней, — покинула она любимые края, и хоть живёт с любимым, но очень скучает по холмам и пустошам родины. Арканзас нравится Дилман, и городок их Эльдорадо. Но будет скучать Дилман по озёрам покинутого края до конца своих дней. А когда умрёт, то станет птицей и полетит на родину».

Итиро вскочил.

— Тафари, так вот кто следующий визидарец! Дилман. И живёт она в Арканзасе.

— Но Эльдорадо — это город выдуманный, — возразил несмело Тафари.

— А я уверен, он там есть, — тихо сказал Стурла.

Они повскакивали и стояли, застыв, вокруг костра, пока языки пламени освещали их потрясённые лица.

— Так что, после того, как найдём твой тол, отправляемся в Арканзас? —