И вот пожалуйста, она страдает от ревности, подозрений и одиночества только потому, что Джессика встретилась с Льюисом.

Льюис. Острая как нож боль шевельнулась глубоко в ее душе, ощущение величайшей скорби, убежденность в том, что, как бы ее это ни ранило, отец и дочь обязательно должны были встретиться… поговорить… узнать друг друга…

Лейси никогда не скрывала от Джессики, что развод причинил ей невыносимую боль, но в то же время она никогда не пыталась и очернить Льюиса в глазах дочери.

Бывает, что любовь уходит, мягко объясняла она, когда Джессика была еще слишком мала, чтобы разобраться в сложности отношений взрослых, и спрашивала, почему у нее нет папы.

Позже, подростком, Джессика настаивала на том, что знать ничего не хочет об отце. Неужели она лгала… лгала, чтобы не обидеть мать?..

Разве Лейси сама в глубине души не считала вполне естественным, что Джессика начнет интересоваться своим отцом? Возможно, она сдерживала любопытство – из любви к матери, из боязни обидеть ее. Но теперь, когда Джессике надо было как можно больше узнать о наследственном заболевании, у нее появилось идеальное оправдание… идеальная причина для встречи с отцом.

Лейси попыталась поставить себя на место Джессики и вынуждена была признать, что, появись внезапно ее собственный отец на пороге ее дома, она не смогла бы устоять против искушения поговорить с ним.

Нет; вся вина, вся ответственность лежит не на Джессике, а на Льюисе.

Он не собирается становиться между матерью и дочерью – так он сказал. Когда же он передумал – или он ей просто-напросто врал? А она, легковерная дурочка, какой всегда была, снова поверила ему!

Где они сейчас?.. Что он сказал Джессике? Вдруг он сказал что-нибудь обидное… испугал ее… убедил последовать собственному примеру и навсегда отказаться от радости материнства…

Лейси вдруг обнаружила, что заламывает руки едва ли не в истерике, чересчур уж дав волю своим страхам.

Зазвонил телефон. Она схватила трубку, но это был всего лишь Иэн, который хотел подтвердить, что для обследования Джессики все готово.

– Вполне возможно, что она и не унаследовала болезненный ген, – мягко проговорил он. – Но лучше, конечно, знать наверняка.

Лейси, разумеется, пришлось перед тем объяснить ему всю ситуацию. До этого он ничего не знал о ее прошлом, кроме того, что она в разводе. Лейси очень не хотела, чтобы ее жалели, и потому не рассказывала правду о себе.

– Я подумал… может быть, ты сегодня свободна, – неуверенно добавил Иэн. – Недалеко открылся новый ресторан…

– Извини, Иэн, но вечером я жду звонка от Джессики, – перебила его Лейси.

– Что ж, в другой раз.

Кладя трубку на рычаг, Лейси упрекала себя в несправедливости к нему – а быть может, и к себе самой. Он такой добрый, такой милый человек; тот тип мужчины, за которого многие женщины с радостью вышли бы замуж. Так почему же она не в состоянии испытывать к нему ничего, кроме дружеской симпатии?

В сексуальном отношении он ее совершенно не интересует. Да и никто не интересует.

Никто. Снова острая как нож боль полоснула по сердцу. Она лгала себе, и знала это. Ей стоило лишь взглянуть на Льюиса, чтобы проснулось ее былое влечение к нему… тоска по нему…

Лейси поражала сила этой тоски, ее саднящая, иссушающая глубина. Тоска была сильнее логики или реальности, сильнее чувства самосохранения, сильнее разума.

Ожидая звонка от Джессики, Лейси твердо решила, что ни слова не скажет о Льюисе. Не обнаружит ревности и горечи, не накинется на дочь с обвинениями. Нужно постараться увидеть всю ситуацию глазами Джессики, нельзя забывать, что Льюис – ее отец и что новость…

Чего она, в конце концов, так испугалась? Что одинаковое заболевание свяжет их узами таких отношений, в которых ей самой не будет места? Что Джессика оттолкнет ее и повернется к отцу, разделяя с ним свои страхи и сомнения?

В восемь телефон снова зазвонил, и теперь это была Джессика.

– Прости, что не позвонила раньше, мамочка.

На самом ли деле ее голос звучит как-то по-другому, более сдержанно, или же Лейси ищет проблемы там, где их нет и в помине? Может, я просто излишне подозрительна к мелочам, думала Лейси, стараясь, чтобы ее ответ прозвучал как можно более естественно и привычно.

– Я уезжала… – голос Джессики стал чуть тише, как будто она отвернулась от телефона. – Я… я была с Льюисом… с отцом.

Лейси поняла, что все это время задерживала дыхание, страшась самой мысли, что Джессика не скажет ей или же – еще хуже – обманет ее. Теперь она испытала одновременно облегчение и стыд. Как можно было настолько не верить собственной дочери? Куда же заведут ее подозрительность и ревность?

Такое отношение унижает не только ее, Лейси, оно унижает и Джессику. Что же до Льюиса… разве оно не унижает и его тоже?

– Да-да, Майк сказал мне, что ты уехала со своим отцом. – Она попыталась выговорить эти слова весело и беззаботно, но поняла, что терпит крах, когда услышала, как зазвенел ее голос. К тому же ей не удалось удержаться, чтобы не добавить: – Должна признаться, я удивлена тем, что он разыскал тебя. Особенно после того, как мы вместе решили, что лучше мне самой тебе все рассказать.

Повисла короткая пауза, а потом Джессика тихо произнесла:

– Он не разыскивал, мамочка. Это я его разыскала. На неделе я позвонила секретарю Иэна, попросила адрес, а потом позвонила ему. Извини. Я понимаю, что ты чувствуешь. Я хотела рассказать тебе… обсудить это с тобой, но…

Но боялась моей реакции, мрачно закончила про себя Лейси.

Самое время взять наконец верх над своими эмоциями и исправить тот вред, который они уже нанесли, прежде чем он станет необратимым. Самое время выказать не только великодушие, но и мудрость и дальновидность.

Лейси набрала в легкие побольше воздуха и проговорила как можно спокойнее:

– Он – твой отец, Джесс. Я понимаю, что тебе… как сильно тебе хотелось узнать его поближе. Уверена, что на твоем месте я бы сделала то же самое. И вы… – Она запнулась, но усилием воли заставила себя продолжать: – Вас, конечно, связывают кровные узы. В общем, я прекрасно понимаю, что тебе лучше было поговорить… о некоторых вещах со своим отцом, чем со мной. Он, в конце концов, куда больше знает об этой проблеме, чем я.

– Мамочка, пожалуйста, не заставляй меня еще больше стыдиться, мне и так очень стыдно, – сдавленным от слез голосом взмолилась Джессика. – Все совсем не так. Что же до тех кровных уз, которые, возможно, между нами существуют… ты – моя мама. А Льюис… Я не могу называть его «папа», даже думать так о нем не могу. Пока не могу. Не знаю, откуда взялась у меня потребность встретиться с ним. Не знаю, чего, собственно, я добивалась… – она запнулась, и сердце Лейси сжалось от боли за нее, за них обеих. Господи, не допусти, чтобы он обидел мою дочь, безмолвно взмолилась она. – Он очень одинокий человек, ма, – задыхаясь, продолжала Джессика. – Та женщина, ради которой он тебя бросил… не думаю, что они долго были вместе. Он ни разу не упомянул ее. Ни слова о ней не сказал. Он не переставая говорил о тебе. О том…