— Ясно, — полковник вынул из пачки сигарету и нервно закурил. — Вы все делаете правильно. Продолжайте устанавливать связь между Есиным и Антоновым, ищете врагов того и другого, а также предполагаемого любовника Нины и источник безбедной жизни Федора.

— Есть.

Алексей Степанович кивнул и сменил тему разговора. Речь пошла о пропавших без вести в связи с обменом квартир и трупе, найденном в лесополосе.

— Надо сильнее тряхнуть это чертово агентство недвижимости, — сказал он. — Все нити ведут туда.

— Костиков пока вне подозрений, — ответил Скворцов. — Путался в показаниях один Антонов, но у него, сами понимаете, уже не спросишь.

Начальник раздраженно посмотрел на подчиненного:

— Да. И все же мы должны…

Кравченко успокаивал сам себя. Выработанное годами чутье подсказывало: будет «глухарь». И он не ошибся: шли дни, недели, месяцы, а дела не сдвигались с мертвой точки.

Она обреченно смотрела в голубое небо, такое ясное и безоблачное, и думала о своем. Пройдет двадцать секунд, тридцать, может быть, минута — и оборвется либо ее жизнь, либо… Нет, нет, она не должна умереть, это было бы неправильно. Она стала воспоминать, как когда-то в детстве читала книги о героях, мысленно ставя себя на их место. Они могли терпеть боль и умели умирать красиво. Дано ли это ей — сегодня предстояло проверить.

* * *

Николай Иванович в свои восемьдесят лет не собирался пополнять ряды дряхлых и немощных старцев. Утренняя пробежка, вечерний моцион — этим привычкам он не собирался изменять, даже когда погода не радовала солнцем и теплом. Его жена, Клавдия Захаровна, зная о начинающихся у мужа проблемах с сердцем и беспокоясь за него, заметила, увидев, как он надевает кроссовки:

— Поберег бы себя. Как ни хорохорься, а уже не двадцать пять.

Николай Иванович не обратил внимания на иронию в голосе второй половины. Больше пятидесяти лет они прожили душа в душу, вырастили двоих детей и до сих пор сохраняли трепетные отношения. Он знал: Клава сильно беспокоится о нем, ведь не далее как вчера он сам жаловался на колющую боль в левом боку.

— Не волнуйся, — улыбнулся ей мужчина. — До новостроек и обратно.

— И все-таки не напрягайся.

Заботливо поправив на муже шарф, женщина открыла дверь. Улица встретила старика промозглой сыростью. Это и неудивительно: на дворе октябрь, бархатный сезон давно кончился. Николай Иванович поплотнее натянул кепку и двинулся к строящимся многоэтажкам, силуэты которых слабо обозначились в свете фонарей. Подходя к первому недостроенному дому, мужчина вздрогнул: то, что он издали принял за большую тень или лужу, оказалось женщиной, лежавшей на асфальте. Охнув, Николай Иванович ускорил шаг и поспешил на помощь. Через несколько секунд он уже стоял у неподвижного тела. С первого взгляда стало ясно: бедняжке ничем нельзя помочь.

Прибывшие на место происшествия Киселев и Скворцов, недовольные тем, что сегодня они опять не придут домой вовремя, закоченевшими на ледяном ветру пальцами набирали номер Мамонтова. Первым дозвонился Павел. Кратко описав ситуацию, он добавил:

— Ждем только тебя и Михалыча. — И, обернувшись к приятелю, сказал: — Сейчас примчатся. Как думаешь, что с ней случилось?

Константин внимательно посмотрел на погибшую:

— Рана на голове приличная. Вон сколько крови вытекло. Сдается мне, что она летела с последнего этажа.

— Зачем это ей понадобилось, хотел бы я знать?

Скворцов пожал плечами:

— Может, и помог кто.

Киселев кивнул. Поглядев в широко раскрытые голубые глаза покойной, он произнес:

— И чего тебе, милая, дома не сиделось?

Скрежет тормозов возвестил о прибытии Мамонтова и Станислава Михайловича. Бросив беглый взгляд на труп, Игорь спросил:

— Личность установили?

— Нет, — ответил Павел. — Сумочки нигде не видно, а в карманах пальто пусто.

— Понятно.

Судмедэксперт склонился над телом.

— Не менее пяти этажей пролетела дамочка. Кстати, еще довольно свеженькая. С момента смерти от силы час прошел.

— Как же ее не обнаружили раньше?

— Здесь мало кто ходит, — пояснил Николай Иванович.

— А вы ее никогда не видели?

Старик надел очки и нагнулся:

— Нет, к сожалению.

Ему очень хотелось помочь.

— Осмотрите недострой, — скомандовал следователь оперативникам. — Может быть, хоть что-то найдем.

Кое-что действительно удалось отыскать. Среди множества следов на лестничных пролетах сыщики обнаружили довольно четкие отпечатки каблучков женских сапожек.

— Интересно, одна шла или вел кто? — бросил Павел.

— Трудно сказать, — Скворцов развел руками. — Сам видишь, как натоптано.

Друзья позвали Мамонтова и криминалиста. Все вместе определили: погибшая дошла до седьмого этажа, потопталась у пустого оконного проема и кинулась вниз. Больше сказать они ничего не смогли.

— Только бы не «глухарь», — тоскливо заметил Константин, наблюдая, как тело погружают в машину. — Еще недавно Красный нам жизни не давал — и на тебе.

— Собачья работа, — вздохнул Станислав Михайлович, косясь на Мамонтова. Тот не ответил.

Фото погибшей уже на следующий день напечатали в газетах и показали с утра по местному каналу телевидения. Часам к одиннадцати в милицию пришла ухоженная женщина лет сорока.

— С кем я могу поговорить? — спросила она дежурного. — Кажется, я знаю погибшую.

В сопровождении оперативников дама отправилась на опознание в морг. Увидев тело, вздрогнула и побледнела:

— Да, это действительно Женя Лаковская. Что случилось?

Опасаясь, как бы свидетельница не упала в обморок, Павел поспешил вывести ее из здания и посадить в машину.

— Сейчас мы проедем в отделение, — сказал он, — и вы изложите все, что знаете, хорошо?

Дама кивнула.

— У вас есть кофе?

— Сделаем, — успокоил ее Киселев.

Сидя на стуле в теплом кабинете и прихлебывая горячий напиток, свидетельница, представившаяся Тамарой Дмитриевной Биевой, неторопливо рассказывала:

— Женя — моя соседка по лестничной клетке, — она запнулась и поправилась: — То есть была…

— Вы с ней близко общались?